Хавайся ў бульбу!
Original
Название: Сказка о выкупе
Автор: Шу-кун ( Корейский Песец)
Размер: 9000 слов (вступления и 2 части)
Жанр: драма, юмор, мифология, фэнтэзи
Рейтинг: R
Аннотация: Эта история о Фланнане Коллахане затрагивает период ирландской истории, когда дети богини Дану воевали с фоморами. Накануне решающей битвы детям Дану потребовались уникальные предметы, с помощью которых они могли бы победить фоморов. Эта история рассказывает именно о том, как чудесные предметы оказались в Эрин, и о том, что всё было не так просто, как могло бы показаться.
Примечание/Предупреждения: на базе кельтских мифов и легенд, и саги о сыновьях Турена.
Страница истории, на которой время остановилось.
Эти слова Фланнан написал, когда наставник велел всем ученикам охарактеризовать себя одной фразой. Вот он и охарактеризовал, именно такими словами и именно в таком порядке.
Потом наставник долго смотрел на ровную строку, чтобы после с грустью взглянуть на непутёвого ученика и тихо пробормотать:
― Как же мне страшно за тебя, сорвиголова.
Что крылось за этим страхом, Фланнан никогда не узнал ― спустя год наставника убили и развеяли его прах, уничтожив тем самым и бессмертный дух. Хоть волком вой на луну на месте его гибели ― бесполезно, не воззвать к нему теперь и не вопросить, да и на кой чёрт нужно?
Страхов любому существу довольно, куда уж чужие брать себе в нагрузку?
Фланнан поправил на плече лямку рюкзака и остановился у гостиничной стойки, обратив на себя внимание администратора.
― Желаете снять номер, господин? ― для пробы тот заговорил по-японски. Решил, что перед ним простой смертный. Когда-то Фланнан считал это жутким недостатком ― то, что его всегда все путали со смертными. Когда-то это бесило и заставляло впадать в ярость. Когда-то ― это очень давно. Теперь же Фланнан считал это своим неоспоримым преимуществом.
― И номер, и встретиться с наставником Гураном, ― беспечно ответил он по-японски.
Администратор с нескрываемым изумлением таращился на его лицо с "отполированными" толикой восточной крови чертами, но не потерявшее при этом арийской жёсткости. Фланнан небрежно сдёрнул тёмные очки, открыв удлинённые глаза, больше подходившие потомку монголов. Правда, глаза его при этом не определились с цветом и решили, что правый будет зелёным, а левый ― серо-карим, почти что жёлтым. Крошечный нюанс, но он едва не стоил Фланнану жизни при очередном рождении, послужив поводом для воплей "Дитя Диавола! На костёр вместе с мамашей!". Благо, что святая вода не произвела впечатления ни на младенца, ни на его мать, так что дело кончилось хорошо для обоих. Относительно.
А ещё было время, когда за цветные глаза Фланнана давали награду в тысячу золотых. Пришлось учиться маскировке. Славно, что те времена тоже миновали. Сейчас его цветные глаза легко списывали на линзы, причуды генетики, болезнь и прочие не слишком интересные вещи, что его полностью устраивало.
― Не знаю никакого наставника, ― буркнул администратор.
― Ну как же? А печать на входе? ― тонко улыбнулся Фланнан и машинально чуть опустил капюшон на лицо, чтобы его глаза оказались в тени и не привлекали ненужного внимания. Давняя привычка, намертво въевшаяся в него.
У японца приоткрылся от удивления рот ― дошло, наконец, с кем он соизволил парой слов перекинуться. Простым смертным печать не углядеть, разве что они в списке посвящённых. А если человек попал в список, то не такой уж он и простой смертный.
― Вам назначено? ― с подозрением уточнил администратор, мгновенно переключившись на скаддэш ― язык демонов.
― Нет. Но наставник будет мне очень рад. Мы встречались. Раньше. Очень давно. Помнится, я тогда был драконом. Кажется. Старость не радость, однако.
Если бы люди понимали скаддэш, они сочли бы Фланнана психом, поскольку с их точки зрения странно говорить о старости, когда на вид тебе двадцать пять ― и ни минутой больше.
― Одну минуту, господин. ― Администратор поклонился и двинулся к служебной двери. Спохватился и обернулся. ― Как доложить?
― Скажи наставнику, что пришёл многоликий с восемью лапами, сотней хвостов и сияющим мехом.
Японец сделал большие глаза, но послушно покивал и скрылся за дверью.
Фланнан опустил капюшон ещё ниже и огляделся по сторонам. На него пялились, но с местным любопытством. Они так смотрели бы на любого европейца ростом выше ста восьмидесяти и весом больше шестидесяти. Для них он был великаном. Ребята в Ётунхейме сдохли бы от смеха, если б дожили до этого дня. В такие моменты даже жаль, что он до сих пор жив.
Администратор вернулся и жестом предложил ему пройти в ту самую дверь. Фланнан положил ладонь на стойку и медленно убрал, оставив на тёмной поверхности старую золотую монету. Нынче они не в ходу, но стоят куда больше жалких бумажек, которые Фланнан отказывался называть деньгами.
Гуран ждал его в маленьком тесном помещении. Пришлось наклониться, чтобы не треснуться башкой о низкий потолок. Фланнан уселся на циновке по-турецки ― никогда не выносил сидения на коленях, как любят японцы, из-за этого у них такие короткие и кривые ножки.
― Многоликий. С восемью лапами. С сотней хвостов. С мехом сияющим... ― Гуран сжал зубами трубку и пару раз пыхнул горьким дымом. ― Тебе не надоело дурачиться за столько-то времени?
― А чем ещё заниматься? ― хмыкнул Фланнан и откинул на плечи капюшон. Тёмная вязаная шапка на голове надёжно прятала волосы.
― Думать о благе, непутёвый. Как тебя называть?
― Фланнан Коллахан.
― Специально выбирал имечко, чтоб местные вешались?
― Мне было наплевать на местных. И это моё ирландское имя, данное при рождении. Очередном, но не суть.
― Ага-ага. Сколько тебе осталось?
― Десять. Наверное. Может меньше.
― Дурень, считать же надо! ― обозлился наставник.
Вот так всегда. Сам бы попробовал считать... Видимо, он понял всё верно, потому что понурился и дальше ругать не стал. Хорошо.
Фланнан давным-давно устал считать. Сейчас он всё больше полагался на чутьё, обычно оно верно определяло сроки, разве что на год или два могло ошибиться. Но что значат два года для такого, как Фланнан? Ничего. Два года ― это капля в море. Для него вообще время уже давно ничего не значило.
Страница истории, на которой время остановилось. Это лучшее определение. Неважно, что именно в нём пугало наставника, важно, что оно было верным более чем любое другое.
― Не бойся, я ещё не выбрал место. И не думаю, что захочу остаться здесь. Всё-таки с Помпеями ничего не случилось, а эти хлипкие острова могут и не пережить извержение старушки Фудзи.
― Типун тебе на язык! ― рыкнул Гуран и вновь занялся трубкой. Старость не радость, да. Не любит уже наставник кочевать по новым местам, прирос, как гриб, небось, и домом эту землю величает. ― Если не выбрал, зачем явился?
― Мне нужна новая печать.
― Ты уже брал одну не так давно.
Фланнан молча вытянул руку и задрал рукав. На светлой коже татуировка дракона была едва видна. Ещё неделя или две ― и ничего не останется. Потому и шапка на голове, что печать больше не могла сдержать истинную сущность бессмертного. Потому и глаза разные, что ничем их цвет не сгладить.
― Срок всё меньше, да? ― нахмурился старик.
― С каждым разом. Впервые мне нужна третья печать. Как думаешь, что это может означать?
― Не спрашивай меня, дурень. Мне откуда знать? Когда я только пришёл в этот мир, ты уже видел больше моего. Говоришь мне "наставник", а мне чудится каждый раз оскорбление. И насмешка. Такой старый, а сам печать ставить не научился.
― И не научусь. Где ты видел, чтоб силу запечатывали той же самой силой? Или прикажешь мне надвое разорваться, чтоб половинки друг друга запечатывали?
― С тобой одним сладу нет, куда уж целых два? Давай сюда свою лапу.
Гуран вытащил заветную шкатулку из тайника в полу, достал иголки и своё дурное зелье. Фланнан же приготовился к боли. Хоть что-то неизменно под луной в веренице столетий. Лекарство всегда горько на вкус.
Он вытянулся на циновке и стянул кофту с рубахой. Прикрыл глаза, постаравшись погрузиться в подобие транса. На печать уходило несколько дней, и все эти дни в нём жила только боль ― транс не помешал бы.
При первом уколе неконтролируемо полезли на волю спрятанные когти и впились в циновку, дошли до досок ― впились и в них. При втором встопорщились шипы. После третьего Фланнан лишился привычного человеческого облика. Хотя облик был родным, но кого это теперь волновало? Да и не теперь ― тоже.
― Десять... И подумать боюсь, что случится через десять лет... ― бормотал где-то далеко Гуран. ― Но хотя бы десять лет печать продержится.
― Кто знает... ― сквозь зубы прошипел Фланнан.
― Не накаркай.
― Я больше боюсь того, что будет потом, когда я приду вновь. Жив ли ещё ты будешь, чтобы поставить мне новую печать? И как долго она сможет прослужить?
― Ты сам выбрал именно такую участь, что уж теперь?
― Сам? Возможно. Хотя я бы сказал, что особенного выбора у меня не осталось.
― Ну-ну... И кто ты теперь, Фланнан? Такая жизнь тебе подходит разве?
― Я всего лишь страница истории. На которой время остановилось, старик.
Гуран склонился ниже над его рукой, а потом очень тихо сказал:
― Ты не страница. Ты бомба с часовым механизмом, по милости которой однажды время остановится для всего мира. Знаешь, сколько нынче стоит твоя голова?
― На меня давно не охотятся.
― Глупец. Ты просто не замечаешь то, чего не хочешь замечать. Охотиться на тебя будут всегда, попомни мои слова, ты последний остался. А теперь заткнись и дай мне закончить работу.
Фланнан криво улыбнулся сквозь боль и плотнее сомкнул веки. Он знал, что охота на него никогда не прекратится. Он знал, что ничего не изменится. Он знал так много, что порой хотел всё забыть, просто не мог. Не дано ему. Но это не мешало иногда тешить себя иллюзиями ― в иллюзиях нет греха.
Он хотел быть страницей истории, на которой время остановилось. Он хотел ― и ничто не могло ему помешать. Даже если такой страницей станет весь мир вместе с ним. По крайней мере, это будет красивая смерть. Грандиозная и жуткая, но красивая.
Если б ему ещё дано было так просто умереть вместе со всеми своими пламенными перьями и хвостами.
Умереть навсегда, а не на положенное время.
Беда в том, что каждому под этой луной дано по заслугам, и разинуть рот на чужой каравай не выйдет. Попробовать можно, только результат будет банален и предсказуем.
Фланнан мог потратить оставшиеся десять лет жизни на то, чтобы убедиться в этом.
Балор восседал на плетёном троне, будто бы свитом из змей. Как и всегда. Как и тогда, когда Фланнан покинул края фоморов*.
Это было так давно, но теперь, когда он вернулся в замок Тори и застал всех в большом зале, включая Балора, показалось, что время повернулось вспять.
Фланнан перешагнул через порог и остановился, насладился всеобщим вниманием к своей скромной персоне и позволил себе слабую ухмылку. Он знал, что никто и слова не скажет. Попялятся немного и сделают вид, что ничего не произошло, потому что никто из них, включая Балора, понятия не имел, откуда Фланнан взялся, кто его породил, и в чём польза от его существования. Он мог приходить и уходить свободно, ни перед кем не отчитываясь. Не то чтобы его наделили такой привилегией, просто так сложилось само собой.
Фланнан удобнее ухватил боевой шест, поправил капюшон волшебного плаща и неторопливо зашагал по каменным плитам. Он проходил мимо многоруких и многоногих, звероголовых, студенистых и костистых, человекоподобных и демонов. Вокруг него текли шепотки и порыкивания, а он словно бы и не замечал этого. Дошёл до трона Балора, бросил короткий взгляд на строгое лицо с вечно опущенным правым веком, прятавшим Злое Око, кивнул и уселся на плиту слева от трона, скрестив ноги и пристроив на коленях боевой шест. Фланнан всегда сидел именно здесь, когда не пропадал в очередной раз по своим тайным делам. Опять же, никто не давал ему такой привилегии, просто само собой как-то так сложилось.
Вообще все всегда опасались быть близко к Балору и к Злому Оку, а Фланнан ― нет, хотя причин для страха хватало.
Некогда в давние времена Балор втихаря пробрался в запретную рощу, где служители его отца варили колдовское зелье. Он украдкой заглянул в окно дома, и ему в глаз попали ядовитые испарения того самого зелья. Глаз Балора настолько сильно пропитался ядовитыми парами, что стал смертельным для любого живого существа: людей, зверей, богов и демонов. И тогда боги взяли с Балора клятву, что правый его глаз всегда будет закрыт, в противном случае Балора уничтожат. Смотреть Злым Оком Балор теперь мог лишь в дни великих сражений, но это не спасало от страха, ведь Балору довольно только поднять правое веко, чтобы умертвить любого, кто стоял перед ним. Пусть веко и поднималось с огромным трудом, но всё же, всё же...
Когда Фланнан впервые оказался среди фоморов, многие решили, что он дитя Балора. Так решили из-за его разноцветных глаз: правый был зелёным, а левый ― серо-карим, почти жёлтым. И многие решили, что его взгляд столь же ядовит и смертоносен, как взгляд Балора, но это оказалось неправдой, не говоря уж о том, что на Балора Фланнан ничем не походил. Он вообще ни на кого не походил. Ну разве что на людей земли Лохланн* ― высоким ростом да резкими чертами лица, только более изысканными и тонкими. Впрочем, фоморы, люди Лохланн и Туатха Де Данаан* придавали огромное значение поэзии и сказаниям, а Фланнан насмехался открыто и ни во что не ставил эти искусства, из-за чего не снискал любви своего народа.
Фланнан чуть наклонил голову, чтобы спрятать новую усмешку. Любви? Нет, его не любили, и это мягко сказано. Его не понимали и боялись. И все испытывали облегчение, когда он пропадал надолго. Но Фланнан не стал бы утверждать, что и Балор испытывал облегчение. Они не обсуждали ничего подобного, никогда, но порой складывалось впечатление, что Балор понимал и знал больше прочих, потому не боялся Фланнана, просто относился с опасливой осторожностью ― взаимно.
Фланнан не слушал речи, звучавшие в зале. Он вернулся в мирное время, потому ничего важного и стоящего услышать не мог. Фланнан вновь привыкал к покинутому дому, к обстановке, к настороженному вниманию и всего лишь наслаждался отдыхом после долгой дороги. Когда же все вокруг потянулись к выходу, он вознамерился встать и отправиться в своё заброшенное жилище, однако Балор едва заметным жестом велел ему задержаться.
Фланнан оставил шест на плитах и подтянул колени к груди, на колени положил руки, после чего покосился на Балора. Тот глубокомысленно перебирал отполированные до снежной белизны кости ― фаланги указательных пальцев, нанизанные на золотую нить, и молчал, погрузившись в думы.
Фланнан терпеливо ждал, спешить ему сейчас уж точно было некуда: никто его не ждал и ждать не будет.
― Ты долго отсутствовал, ― наконец проронил Балор. ― Так долго, что тебя стало не хватать.
― Неужели? ― хмыкнул Фланнан. ― Разве я мог хоть кому-то понадобиться? Я всего лишь бесполезный ученик, который так и не постиг ни одного из искусств толком.
― Пустое. В тебе куда больше сокрытого от взгляда, чем ты всегда пытаешься показать. Наше противостояние с Туатха Де Данаан складывается не лучшим образом, а мне предрекли смерть от руки моего внука, ты знаешь.
― И я знаю, что Туатха Де Данаан в более выгодном положении. И ты тоже это знаешь. Так что тебе нужно от меня?
― Твой запасной план.
― Не понимаю, ― пожал плечами Фланнан и невинно улыбнулся.
― Понимаешь. У тебя остались двойники среди детей Дану*, ведь так? Ты ходишь всюду, где пожелаешь, и остаёшься незаметным. Тебя все считают обычным и бесполезным. И дети Дану тебя просто не видят и не подозревают.
― Допустим. Что из этого?
― Я хочу, чтобы ты причинил неприятности потомкам Диан Кехта* и Огмы*. Ты ведь слышал, что Брес* некоторое время правил детьми Дану, но они остались недовольны и отказали ему от трона. Бресу пришлось вернуться.
Фланнан тихо засмеялся, представив себе манеру правления Бреса, больше подходящую для войска, чем для мирного населения. Более того, дети Дану отличались вспыльчивостью и щедростью. Хорошие воины, яростные и сильные, но их гнев и ярость гасли так же быстро, как вспыхивали, поэтому любые их атаки носили временный характер. Фланнан был другим, как и Брес, и Балор знал это. Фланнан походил на людей Лохланна: упрямый, несгибаемый, выносливый и отчаянный. Если он что-то решал для себя, то доводил дело до конца любыми способами, словно весь холод севера впитался в его сущность и подарил безразличие к жизни и смерти. Он шёл до конца и плевать хотел на цену, которую предстояло заплатить за это.
― Я не думаю, что ты жаждешь лишь поссорить два рода, Балор Бэйманн*. Так чего ты хочешь?
― Хочу поссорить два рода. В самом деле. Есть одно предсказание... И мне нужно, чтобы ты предсказание исполнил. Так у тебя остались двойники среди детей Дану?
― Остались.
― Тогда послужи мне, Фланнан Коллахан. Послужи мне и нашему народу ― мы не должны сдаваться и исчезать из этого мира.
― Чего ради? Я был никем и останусь никем. И тебе нечего мне предложить, Балор, ― отрезал Фланнан, поднявшись на ноги и подхватив с пола шест.
― Ошибаешься. Кое-что предложить тебе я всё же могу. Это не награда, конечно, да и награда тебе ни к чему. Но это кое-что такое, что тебе понравится. Я ведь сказал ― было предсказание.
― Ты не можешь знать, что мне понравится.
― Не обольщайся, Фланнан. Ты сам нас выбрал, пламенный, стало быть, была причина. И да, ты скрытен, как морская пучина, но я давно наблюдаю за тобой. Внимательно наблюдаю. И я знаю, что тебе по душе. Кроме того... знаешь ли ты, что в последние годы многие пришельцы интересуются демоном с цветными глазами и сулят несметные богатства за голову этого демона? Если ты послужишь мне, ты получишь то, чего хочешь, да ещё и голову свою побережёшь, ведь лишь я буду знать, где ты и почему. Никто не станет искать тебя среди детей Дану, никому такое и в голову не придёт. Сами же дети Дану ничего не знают о тебе. Моё задание тебе понравится, ведь поссорить два рода ― это лишь малая его часть.
― Ты ещё скажи, что я ничем не рискую, ― презрительно фыркнул Фланнан, опустив капюшон на лицо, чтобы спрятать свои разноцветные глаза. Он успел сделать пять шагов к выходу.
― О нет, рисковать ты будешь многим, если не всем.
Фланнан остановился, но не обернулся.
― Тебе стоило бы готовиться к смерти, а не затевать подобные игры, Балор.
― Я и готовлюсь. Ты же не думаешь, что я намерен лететь против ветра в бурю. Так что же ты скажешь мне, пламенный?
Фланнан повернулся к трону и одарил Балора кривой усмешкой.
― Скажу, что я готов тебя выслушать. Через пять дней. Не раньше. Мне нужно срочно повидать кое-кого.
― Это может подождать? ― насупился Балор.
Фланнан резким движением откинул капюшон, и Балор зажмурил свой обычный глаз от яркого света, заполнившего зал от пола до высокого свода. В следующий миг Фланнан натянул капюшон на голову, и в зал вернулся полумрак.
― Не может, как видишь. В таком виде я никакое задание не смогу выполнить, потому что у детей Дану непременно возникнут неудобные для меня вопросы. Сам понимаешь. Мне нужно навестить Гурана, а после я приду к тебе ― приду многоликим с восемью лапами, сотней хвостов и сияющим мехом.
― У тебя до сотни одного хвоста не хватает, если я правильно помню, ― мрачно поправил Фланнана Балор.
― Хвост туда, хвост сюда... Подумаешь. Сто хвостов звучит солиднее, чем девяносто девять, ― легкомысленно отмахнулся Фланнан и уверенно двинулся к выходу.
― С сияющим мехом... ― пробормотал Балор себе под нос. ― От этого меха просто спасу нет!
* Фоморы ― в кельтских сказаниях это враждебные силы народа Дану, кроющиеся за такими негативными явлениями, как ураганы и морозы, засуха и болезни. Фоморы группировались вокруг богини по имени Домну. Их царь Индех считался её сыном, и поэтому все они именовались "богами Домну". Слово "Домну" означает "пропасть" или "морская бездна"; такое же значение имеет и слово "фомори", происходящее от двух гэльских слов, означающих "подводный мир". Необъятный водный простор всегда воспринимался кельтами как своего рода символ первобытной древности. В их сознании он ассоциировался с пустотой, мраком и чудовищными монстрами ― то есть понятиями, составляющими полную антитезу земле, небу и солнцу. Таким образом, фоморы считались существами более древними, чем боги, от рук которых им предстояло в конце концов погибнуть. Потомки "Хаоса" и "Старухи-ночи", они по большей части были громадными и уродливыми созданиями, хотя без исключений не обходилось.
* Лохланн ― Норвегия.
* Туатха Де Данаан ― к ним относились великие духи, символизирующие созидательные и позитивные аспекты природы и деятельности человека. Туатха Де Данаан относились к семье богов, собравшихся вокруг богини по имени Дану, которой они были обязаны своим общим названием "Туатха Де Данаан", "племя" или "народ богини Дану". Правили Эрин, их столицей была Тара.
* Дети Дану ― Туатха Де Данаан.
* Диан Кехт ― бог здоровья кельтов.
* Огма ― называемый также Кермэйт, что значит "медоустый", был богом литературы и ораторского искусства. Он женился на Этэйн, дочери Диан Кехт, бога врачевания, и имел от неё семерых детей, сыгравших более или менее заметные роли в мифологии гэльских кельтов. Одного из них звали Турен, другой сын, Кэйрбр, стал профессиональным бардом Туатха Де Данаан, а трое других некоторое время правили кланом богов. Будучи покровителем литературы, Огма, естественно, считался и создателем знаменитого кельтского алфавита огам. Огам ― древнейшая форма письменности, возникшая в Ирландии и распространившаяся по всей территории Великобритании.
* Брес ― один из вождей фоморов, сын короля Элатхана, был женат на Бригите, дочери Дагды (Святая Бригита). "Это муж прекрасного сложения, ― говорится в Харлейском манускрипте (XV в.), ― с золотистыми кудрями до плеч. На нём красуется плащ на золотом шнурке, надетый поверх куртки, расшитой золотыми нитями. На шее у него сверкают пять золотых ожерелий, а на груди сияет самоцветными камнями золотая брошь. В руках у
него два серебряных копья с бронзовыми заклепками, а меч его украшен золотой насечкой и имеет золотую рукоять". Его имя ― Брес, что означает "прекрасный", и, насколько нам известно, в Ирландии всё красивое, будь то равнина, крепость, укрепление, эль, факел, женщина или мужчина, принято сравнивать с ним и говорить: красив, как Брес.
* Балор Бэйманн ― Балор Могучий Удар, иное название Балора, одного из правителей фоморов, обитавшего в замке Балора. Замок Балора ― причудливой формы утёс на острове Тори. Этот остров у побережья Донегала в древности служил форпостом фоморов на земле, тогда как их главные владения находились в леденящих пучинах моря.
Топор с глухим звуком вбился в старый, потрёпанный в боях щит. Дерево сухо треснуло и раскололось на две равные части.
Иухар восторженно покрутил головой, потом поднял половину щита и осмотрел место раскола. Дерево там было гладким, словно отполированным мельчайшей каменной крошкой.
― Метко, брат, так метко, что аж завидно. Пускай теперь Иухарба попробует.
― И попробую, только ты сперва новый щит принеси, ― отозвался младший из сыновей Турена, сына Огмы, заплетая длинные рыжие волосы в косы у висков. ― А ещё лучше будет, если ты на щите намалюешь голову этого козла ― Киана.
― Я паршиво малюю, ― расхохотался Иухар, с трудом выдернул топор из столба, к которому раньше прислоняли ныне расколотый щит, и отнёс оружие старшему брату, Бриану.
Бриан потом задумчиво осматривал лезвие топора, чуть склонив голову к правому плечу. Иухару даже примерещилось, что Бриан слабо улыбался. Впрочем, через миг он решил, что точно примерещилось, потому что Бриан опять выглядел строгим и отстранённым, как и всегда.
Братья были одинаково рыжими, со светло-карими глазами и белой кожей, зацелованной солнцем до ярких россыпей веснушек. Турену многие завидовали, ведь это благо ― породить троицу сильных и крепких парней, отчаянных, смелых и хитроумных. Но если Иухар и Иухарба отличались лёгким и весёлым нравом, то Бриан на их фоне казался замкнутым и мрачноватым, да и вымахал он куда выше, чем полагалось бы. Он сильно походил на северян из Лохланна, разве что те как топором изо льда вырублены, а над Брианом явно поработали резцом, чтобы сделать для глаз приятнее. Считалось, что Бриан ― первый красавец в семье, ну а то, что красота его была какой-то нездешней, чужой и пугающей, так это уже незначительные детали.
Иухар и Иухарба старшего брата уважали и даже побаивались. Победить его хоть в чём-то никогда им не удавалось ― Бриан всегда оказывался лучше. Но зато Бриан всегда присматривал за ними, как и положено старшему, всегда приходил на помощь и выручал. И Бриан не побоялся выступить против Киана и его братьев, чем положил начало вражде между двумя семьями.
Киан, Ку и Кете были сыновьями бога врачевания ― Диан Кехта, а Диан Кехта дети Дану любили и уважали, не говоря уж о том, что ныне королём стал сын Киана по имени Луг, солнечный владыка. Болтали, что Луга родила Этлинн, дочь Балора Бэйманна, и тогда Балору следовало опасаться Луга, если тот и впрямь его внук.
Отец Бриана, Иухара и Иухарбы, Турен, был сыном Огмы, бога поэзии и литературы, которого дети Дану почитали и любили не меньше Диан Кехта, потому ситуация сложилась щекотливая, как ни посмотри. Однако Бриан схлестнулся с Кианом не по пустякам и даже доказал свою правоту. Речь шла о планировке и строительстве укреплений для грядущей войны с фоморами. И если прежде война с фоморами блазнилась всем неопределённой вероятностью, то вчера стало ясно ― войны не избежать.
Несколько дней назад Луг в одиночку напал на сборщиков дани и всех убил. Фоморы дань не получили и так просто без ответа они это не оставят. Ну а та вражда, что возникла накануне между двумя семьями, теперь грозила обостриться. Много всего было сказано и сделано обеими сторонами, слишком много, чтобы забыть и простить. К тому же Луг поддержал отца и отказал в рассмотрении плана Бриана. Король и Бриан стояли в тишине и прожигали друг друга взглядами. Оба ярко-рыжие, красивые, неуловимо чем-то друг на друга похожие, солнцеокие и властные. Словно схлестнулись не король и его подданный, а два короля. Иухар тогда впервые обратил внимание, что Бриан на ладонь выше ростом, чем Луг, а у Луга стал заметнее перебитый некогда нос, но лицо Бриана всё равно казалось более жёстким и суровым, хоть и не носило шрамов и иных следов битв и жестоких схваток.
И вот, сегодня три сына Турена, призванные ко двору, как и прочие дети Дану, задержались в долине Муиртумне, чтобы размяться после долгой дороги, привести себя в порядок и прибыть в Тару при полном параде.
― Наверное, лучше нам продолжить путь, ― заметил Иухарба, взглянув вверх и отметив, что солнце сдвинулось с полуденной отметки. Бриан коротко качнул головой, сложил доспехи рядом со своим конём и склонился над ручьём, плеснул в лицо водой и только после негромко сказал:
― Спешить ни к чему. Чем позже приедем, тем быстрее нас устроят без суматохи и как должно.
Откинув со лба влажные рыжие волосы, Бриан уставился куда-то за спину Иухару. Тот обернулся и углядел вдали одинокого всадника.
― Надо же, кто-то тоже едет на сбор, как видно. Интересно, и кто бы это мог быть? Давайте встретим его и поглядим, может, вместе и продолжим путь. Всё-таки с попутчиком будет веселее.
― Пожалуй, ― согласился Бриан. Надевать доспехи он не стал, лишь расправил складки рубахи, сунул в петлю боевой топор, вскочил на коня и взял копьё. Втроём они неторопливо поехали навстречу одинокому всаднику.
Сын просил Киана съездить на север и договориться с тамошним людом о поддержке в войне, коль она случится. Дело было спешным, потому Киан отправился один, без спутников. И возвращался в Тару он тоже один.
Оказавшись в долине Муиртумне, он пару раз объезжал стада свиней, пасущиеся тут на воле, а потом неожиданно увидел у ручья трёх воинов. Те тоже его заметили и вскоре двинулись к нему. Издали нельзя было разобрать, кто они такие, однако они не спешили и не демонстрировали дурных намерений. Киан отметил, что двое из них в полном боевом облачении, а один, возглавлявший их, налегке, но вооружён до зубов.
Когда Киан подъехал немного ближе, разглядел, что нарвался на сыновей Турена, внуков Огмы. Он запаниковал, поскольку встреча с Брианом и его братцами вряд ли сулила ему что-то хорошее. Киан решил спрятаться. Оглядевшись, заметил рядом ещё одно стадо свиней и, улучив момент, когда на него не смотрели, торопливо прошептал строчки простого оборотного заклинания, превратив себя и своего коня в двух поросят. Киан стремительно бросился в самую гущу свиней и принялся пастись, как и полагалось обычному поросёнку. Одновременно с этим он попытался проследить нити судьбы сыновей Турена, чтобы разобраться, чем в итоге обернётся для него этот день. Начал он с Бриана и с размаху уткнулся в стену непроглядной тьмы ― разглядеть дальнейшую судьбу старшего из братьев ему никак не удавалось.
Иухарба отвлёкся от пустой беседы и поглядел вперёд, от неожиданности едва не натянул поводья и не остановил коня.
― Эй, а куда всадник-то подевался? Только что был же на дороге...
― Ума не приложу, ― озадаченно отозвался Иухар и покрутил головой, оглядывая окрестности.
― Непозволительная невнимательность для воинов, ― вздохнул Бриан и откинул длинный рыжий хвост за спину. ― Рассказать, что с ним сталось?
― И что же? ― почесав подбородок, полюбопытствовал Иухар.
― Оборотное заклятье. Умник обратился поросёнком и шмыгнул вон в то стадо. Уткнулся носом в грязь и притворяется обычной свинкой.
― Чего это он? ― недоумевал Иухарба. ― Мы же вроде не неслись к нему сломя голову и не размахивали топорами, чего ж он перепугался так, что свиньёй стал?
― А того перепугался, что это Киан, ― с мрачноватой усмешкой просветил брата Бриан. ― Нанести нам новое оскорбление не поленился. Видно, подумал, что мы нападём на него без причины.
― Обидно, ведь причина есть, ― подытожил Иухар и придержал лошадь. ― Даже если мы всех свиней перебьём, Киан может и ускользнуть. Вот гад, а?
― Нет повода для печали. Сейчас я вас научу отличать настоящих поросят от поддельных. ― Усмешка Бриана стала ещё холоднее. Он резко хлопнул ладонями по плечам братьев и тихо произнёс нужные слова, а в следующий миг оба его брата оказались на траве ― приземлились на все четыре лапы, обратившись волкодавами. Псы с лаем кинулись в гущу стада, учуяв запах Киана, и ловко отделили одного из поросят от прочих свиней. Бриану осталось лишь метнуть копьё, что он и сделал. Увернуться от копья и пытаться не стоило ― Бриан не промахивался.
Раненый поросёнок заверещал от боли, а после ещё и ругаться начал, окончательно выдав себя. Ведь настоящие свиньи лишены дара речи.
― Проклятый мерзавец! Ты же знаешь, кто я такой, так чего ж копьём швыряешься? А если б совсем прибил? Оставь меня в покое, негодяй!
Иухар и Иухарба разжали зубы, чтобы отпустить поросёнка, но Бриан строго прикрикнул на них:
― Ещё чего! Держите крепче этого жалкого труса. Даже если сто раз придётся прикончить его, лучше это сделать сейчас ― бед будет меньше потом. Свиньёй больше, свиньёй меньше ― какая тут разница?
― Скажи им отпустить меня, ― взмолился поросёнок. ― Если уж умирать, то в том виде, в каком мне надлежит быть.
Бриан насмешливо вскинул бровь, мгновенно раскусив план Киана. Тот решил, что они не рискнут причинить ему вред, когда он будет в своём родном обличье. Одно дело убить поросёнка и сказать, что они ничего не знали и пообедать решили, и совсем другое дело ― убить человека, который ещё и королю отец.
― Да пожалуйста. Убить человека мне будет намного приятнее, чем какую-то свинью, хотя в твоём случае всё едино. ― И Бриан вернул человеческий облик своим братьям. Следом Киан прочёл отменяющее заклинание и тоже обратился в человека.
― Тебе придётся отпустить меня, щенок, ― подытожил он.
― Правда? Да что ты говоришь!
― Тогда учти при расчётах следующее, сын Турена... Если б вы убили меня, когда я был свиньёй, то заплатили бы столько, сколько стоит свинья. А если вы убьёте человека, то заплатить вам после придётся столько, сколько ещё никто и никогда не платил.
― Не волнуйся, я это учёл. ― Бриан ударил коня пятками и понёсся прямо на Киана, заставив его отпрянуть и упасть на траву. Иухар и Иухарба подхватили с земли камни и принялись швырять их в Киана. Потом Бриан отправил братьев в рощу, чтобы они сделали лопаты, дабы зарыть Киана, сам же уселся на траву и принялся выстругивать из полешка фигурку лошади.
― Ты отличаешься от своих братьев, ― слабым голосом произнёс залитый кровью Киан, наблюдая за Брианом и не имея сил подняться.
― Возможно. И что?
― Ты демон?
― Спорное определение.
― Ты хоть знаешь, что тебя ждёт, щенок?
― Это никому не ведомо.
― Так уж и никому? Я могу предвидеть твоё будущее...
― Не можешь. Не трудись. ― Бриан склонился над фигуркой и уронил в траву белую стружку.
― Почему ты так уверен, что не могу?
― Потому что никому не дано провидеть моё будущее. Ни тебе, ни кому-то ещё. Для меня время течёт иначе, чем для других. Не так давно я был в грядущем, до этого ― за сотни лет до этого дня. Может быть, я уже мёртв, потому что однажды умру в прошлом, но там меня пока что не было, поэтому я и жив. Кто знает? Провидеть такое невозможно, как ни старайся. Нет, Киан, ты не можешь провидеть моё будущее, потому что я на самом деле ещё даже не родился. ― Бриан отвёл взгляд от фигурки в его руках и посмотрел прямо в лицо Киану. Правый глаз его был зелёным, а левый ― серо-карим, почти жёлтым. ― Хочешь поведать мне, как именно я умру? Не трудись. Ты этого не знаешь. Могу тебя утешить тем, что я уже умирал и буду умирать впредь. Только смерть не зовёт меня к себе, а отпускает жить. И я говорю не о перерождении. И если кто тут и щенок, то это ты. Ты даже не знаешь, насколько я тебя старше.
― Что ж... Но я сказал правду ― за мою смерть заплатить тебе и твоим братьям придётся так дорого, как никто ещё не платил.
― Знаю. Именно поэтому ты должен умереть. Мне... нужна эта плата.
― Не понимаю, ― честно признался Киан.
― И не надо. Мне наплевать на тебя и твою грызню с «моей» семьёй. Мне до тебя и дела нет, но убить тебя я вынужден именно из-за платы за твою смерть, уж прости ― ничего личного.
― Кто ты такой, Бриан? Ты ведь не Туатха Де Данаан, верно?
― Этого тебе не суждено узнать.
― Всё равно я уже умираю, какая тебе разница? Утоли моё любопытство.
― Не утолю. В нынешнее время опасно болтать о таких вещах ― обязательно рядом отыщутся уши, которым не следует слышать подобное. Умрёшь, сгорая от любопытства. ― Бриан едва заметно улыбнулся и кончиком ножа подправил очертания глаза на деревянной лошадиной морде, после чего хладнокровно перерезал тем же ножом горло Киану. К возвращению из рощи Иухара и Иухарбы Киан уже ничего не мог разболтать.
Сыновья Турена закопали тело в пашне и засыпали могилу землёй, камнями и ветками. Скрыв следы убийства, они без спешки продолжили путь в Тару. В столице их устроили должным образом среди иных вождей и воинов. Собрались в Таре все, кого призвал Луг, только Киана среди них не оказалось. Луг подождал день, а после отправился на поиски отца. За ним незаметно последовал крошечный конь, мастерски вырезанный из полешка.
Следы отца Луг отыскал на равнине Муиртумне, однако самого его не нашёл. Спешившись у ручья, Луг умылся и осмотрелся, пытаясь понять, куда же мог подеваться Киан. Наверняка отец никуда не сворачивал и не отвлекался по пустякам, ведь он знал, что Луг ждёт его. Что же могло его задержать? Да и не видел его никто на дороге от Муиртумне до Тары.
― Не ищи мертвеца, ― тонким дрожащим голосом произнёс кто-то. Луг разобрал слова, тонувшие в журчании ручья, только во второй раз. Поискал взглядом говорившего и ошарашенно уставился на маленького коня, выструганного из дерева. Тот весело скакал по водной глади, поднимая ударами копытцев брызги.
― Тлеют кости под землёй, твой отец уже не твой, ― напевала лошадка, гарцуя по ручью.
― Что ты знаешь? ― Луг осторожно разглядывал маленького коня, вскоре понял, что перед ним малый дух, вселившийся в деревянную поделку, но вот понять, сам дух вселился в предмет, или же его вселил кто-то иной, не смог. Тонкая работа и сложные чары, необычные чары ― Луг никогда с подобным прежде не сталкивался. Попытался различить природу чар, но и тут ответов не отыскал ― чары оказались чуждыми и не принадлежали ни разуму фоморов, ни разуму соотечественников Луга. Более того, вселённый дух был одним из природных, а значит, не обладал собственной личностью и осознанием. Считалось, что подобные духи бесполезны и работать с ними нельзя, они ведь не разумеют происходящего вокруг и не разумеют чары, они неуправляемы.
― Ничего не знаю, ничего не понимаю. Но я видел, а то, что видел, я знаю.
― Так что же ты видел?
― Видел дурака, который разозлил противников и поплатился за это жизнью. Когда трое на пути, ты напрасно их не дразни.
― Трое?
― Кровью Огмы пахли они, а тот, что пах, как Диан Кехт, испугался и пытался убежать. Но кто бегает от псов и волков, тот станет сладкой добычей. Их клыки остры и не знают пощады. Не ищи мертвеца, мертвец в земле, где и должно ему быть, червей кормить.
― Тогда отведи меня к мертвецу, ― велел Луг и стиснул зубы. Догадаться, кто именно "пах кровью Огмы", оказалось легко. Подсказка, что их было трое, ещё больше упростила задачу.
― Может, лучше отвести тебя к тем, кто тело в земле схоронил? ― Маленький конь выбрался на берег и поцокал деревянными копытцами по валуну.
― Нет, они подождут. Веди к могиле, ― уверенно ответил Луг. Те трое, что убили его отца, бежать не стали бы, он знал это точно ― видел их всех в боях. Пожалуй, слишком расточительно ныне потакать собственным желаниям и жаждать мести, ведь такие воины, как эти трое, будут незаменимы в войне с фоморами, но забыть об убийстве отца Луг тоже не мог. Стоило придумать такой способ мести, при котором и волки будут сыты, и овцы целы. Но если Луг прямо сейчас увидит троицу внуков Огмы, то сдержаться не сможет. ― Веди к могиле, маленький дух. Мой отец заслуживает кургана над своей головой, и он его получит.
Иухар и Иухарба склонились над шахматной доской. Оба старательно хмурились и оценивали положение на клетчатом поле. Подсказать умные ходы было некому ― Бриан дремал, вытянувшись на волчьих шкурах у стены. Обычно братья громко спорили, когда играли, но при спящем Бриане они опасались шуметь, посему недовольство выражали гневными взглядами и взмахами кулаков друг у друга перед носом.
В дубовую дверь громко постучали, нарушив тишину. Со скрипом створка приоткрылась, в щель заглянул всклокоченный замковый мальчонка.
― Всем велено собраться в большом зале, ― пискнул он и с трудом дверь притворил.
― Да что там ещё? ― свистящим шёпотом удивлённо спросил Иухарба, чтоб не потревожить Бриана, но опоздал. Бриан уже сел на шкурах и сладко потянулся.
― Собирайтесь, будет весело, ― пообещал он, разбирая пальцами спутанные длинные волосы.
― Думаешь, это Луг? Но он не мог так быстро отыскать труп, ― протянул Иухар и подал брату костяной гребень.
― Не стоит недооценивать Луга, он не просто так выбран королём. Что бы ни случилось, помалкивайте и держитесь за мной.
― На трупе не написано, от чьей руки он принял смерть, ― мрачно пробормотал Иухарба. ― Я не намерен прятаться, если Луг всё знает. Но мне любопытно, как он узнал?
― Это не имеет никакого значения ― наша вражда никогда не была тайной. И даже если бы мы не делали этого, а сделал кто-то иной, заплатить всё равно пришлось бы нам, ― скупо усмехнулся Бриан. ― Забудьте об этом и просто держитесь за мной. Будет весело ― это я вам обещаю. О любом можно судить по его врагам. И если твой враг ― Луг...
― ...то ты тот, кто стоит очень многого, ― широко улыбнулся Иухар. ― Я сам себе сейчас начну завидовать, ведь мой враг ― само Солнце*.
В большом зале собрались все дети Дану, не хватало лишь короля и его отца. Сыновья Турена бесстрашно заняли места рядом с креслом Луга, и он сразу же увидел их, едва зашёл в зал. Встретил насмешливый взгляд Бриана, возвышавшегося над всеми присутствующими почти на голову и на полголовы ― над двумя своими братьями.
Следовало отдать должное Бриану ― он смело нарывался на неприятности и умело испытывал выдержку Луга. И Лугу очень хотелось наплевать на законы и осторожность и наброситься на троицу с оружием в руках, но он безжалостно наступил на горло собственной песне, сохранив спокойствие. Существовал иной способ возмездия, не менее сладкий, чем собственноручное убийство сыновей Турена.
Луг коснулся пальцами "королевской цепи", что висела на его груди, погладил, после решительно ухватил и потряс ею, призвав всех собравшихся к тишине. Обратив на себя внимание, Луг под взглядами подданных неторопливо прошёл к своему месту, опустился в кресло и строго вопросил:
― Скажите мне, как бы вы покарали убийцу вашего собственного отца?
Безмолвие разлилось по залу ― все судорожно пытались осмыслить сказанное и понять, к чему это вообще. Самым сообразительным оказался бывший король Нуада*. Посуровев лицом, он негромко уточнил:
― Стало быть, Киан мёртв?
― Да, ― кивнул Луг и осмотрел присутствующих. ― Убийцы моего отца среди вас, глядят на меня и знают, что совершили. Знают и то, что за совершённое ими следует заплатить.
― Тогда я бы предал убийц смерти, ― высказал своё решение Нуада. Все тихо загомонили, поддерживая Нуаду и его выбор.
Луг взглянул на Бриана, тот едва заметно кивнул, тоже признав правоту Нуады и поддержав его. Но и Луг, и Бриан прекрасно понимали, что смерть сыновей Турена накануне войны с фоморами непоправимо ослабит детей Дану. Луг просто не мог себе позволить убить трёх выдающихся воинов, потому что раскол среди детей Дану тогда стал бы неизбежен, а исход войны... Но если Бриан полагал, что Луг не отыщет способ покарать их, то он сильно ошибался.
― Нуада, только что убийцы моего отца признали твою правоту сами и согласились с тем, что достойная кара за убийство ― их смерть, ― медленно произнёс Луг, пристально глядя на Бриана. Изысканные черты лица того не дрогнули, но в глубине светло-карих глаз отчётливо заискрилась странная тёплая насмешка с толикой грусти пополам. Бриан как будто знал больше, чем мог представить Луг. И как будто ждал именно таких слов, что были недавно произнесены.
― Пусть их не выпускают отсюда, пока они не расплатятся со мной за кровь моего отца, ― твёрдо решил Луг. И никто уже не усомнился, что он говорил о сыновьях Турена, поскольку он продолжал смотреть только на Бриана. Знакомая картина, ведь поединки взглядов и мнений между обоими уже случались прежде.
Все в зале молчали и наблюдали за Лугом и Брианом. Догадаться, о чём именно все думали, труда не составляло. Они сомневались. Они начинали предполагать, что "королевская цепь" на Бриане смотрелась бы не хуже, чем на Луге. Они сравнивали и считали, что Луг и Бриан во многом похожи ― и не только внешне.
Нуада покосился на сосредоточенного Луга и благодаря своему опыту оценил силу его выдержки, достойной молодого короля. После Нуада взглянул на Бриана и признал, что тому выдержка вовсе не нужна ― он не знал никого, кто способен был сохранять столь изумительную безмятежность в подобной ситуации. Нуада сам правил достаточно долго, чтобы осознать щекотливое положение, в котором оказался Луг. Другое дело, что Бриан тоже прекрасно всё понимал и не стеснялся этим пользоваться. Луг не мог убить ни Бриана, ни одного из его братьев, ни ― тем более ― Турена без ужаснейших последствий для всех детей Дану.
― Будь я убийцей твоего отца, Луг, то решил бы, что слишком легко отделался, раз ты просишь взамен лишь выкуп, а не жизнь, ― усмехнулся Нуада. В этой фразе сплелись воедино и вопрос королю, и предостережение сыновьям Турена.
― Брат, мы не стыдимся свершённого, ― прошептал Иухар в спину Бриану. ― Я готов признать...
― Молчи. Я велел вам обоим помалкивать, ― очень тихо напомнил Бриан, не пожелав слушать дальше. Он сделал шаг вперёд и одарил Луга кривой усмешкой. ― Ты считаешь нас убийцами, это я уже понял. Хорошо, потому что с королями не спорят. Выкуп за кровь твоего отца мы согласны уплатить так, как если бы это мы убили Киана.
Луг долго сверлил его яростным взглядом, но Бриан не отвёл глаз и не принял виноватый вид, стоял с гордо вскинутой головой и свободно расправленными широкими плечами. Пожалуй, лишь младший из них ― Иухарба ― немного понурился и глядел в спину Бриану, где сбегали до кожаного ремня на поясе рыжие волосы, стянутые в хвост.
― О да, вы заплатите, ― подытожил Луг ― ему пришлось удовлетвориться слегка смущённым видом Иухарбы и растерянностью Иухара. Бриан пока оставался непрошибаемым, но надолго ли?
― Итак, какую плату ты хочешь получить за кровь отца от его убийц? Назови цену крови, и мы примем это бремя. ― Глаза Бриана теперь светились азартом, и это несколько озадачивало Луга, однако отступать он не собирался.
― Слушайте же... ― Он сжал губы, предвкушая ошеломление всех в зале, затем стал перечислять: ― За кровь отца я требую три яблока, свиную кожу, копьё, колесницу с двойкой коней, семь свиней, пса, вертел для жаркого и три боевых клича на холме. Вот цена крови. Поторгуемся? Или цена вам по плечу?
― На первый взгляд выкуп столь ничтожен, что можно усомниться в твоём рассудке, ― невозмутимо отозвался Бриан в гробовой тишине, пока все прочие приходили в себя от изумления. ― Ведь всё не так просто, верно? Торговаться можешь с кем-то другим, а мы заплатим столько, сколько ты попросил.
― Мне цена ничтожной не кажется вовсе, ― мрачно отозвался Луг. ― Готовы ли вы дать клятву перед всеми богами Туатха Де Данаан, что согласны заплатить требуемую цену? Тогда и я дам клятву, что ничего более от вас не потребую.
Вместо ответа Бриан безмятежно принялся читать полагающиеся формулы клятвы, а его братья торопливо стали повторять слова. Луг слушал их в лёгком смятении и не сводил глаз с Бриана ― тот сейчас казался ещё большей загадкой, чем прежде. Хитроумный Бриан, отчаянный Бриан... Он ведь должен понимать, что всё совсем не просто, почему же он согласился со всем сразу и без опаски?
Дослушав клятвы, Луг кивнул и перешёл к главному:
― Сейчас я объясню, какой именно выкуп я желаю получить от вас. И тогда вы сами решите, насколько он мал или велик. Итак, три яблока, что мне нужны, есть на краю света, где-то на Востоке. Сказители говорили, то место зовётся садом Гесперид, а яблоки там величиной с головку месячного ребёнка. Цветом они густо-золотые, а на вкус словно мёд. Говорят, вкусивший их исцелится от всех болезней и ран. А ещё говорят, что сколько те яблоки ни кусай, от них не убывает. Чудесные яблоки, верно? Вот поэтому я не приму от вас никаких иных яблок, кроме этих. Однако... ― Луг выдержал многозначительную паузу. ― Однако сад Гесперид всегда под неусыпной охраной, поскольку было пророчество о трёх воинах с Запада, которые попытаются забрать яблоки. Вы, конечно, кажетесь могучими воинами, ― усмехнулся Луг, ― но я сильно сомневаюсь, что вы сможете взять те яблоки.
Наградой Лугу стало возмущение, отразившееся на лицах двух сыновей Турена ― они предсказуемо рассердились из-за подобного оскорбления. Только вот Бриан и ухом не повёл, и правильно сделал. Все знали, что в его случае "казаться могучим воином" всё равно что море обозвать ручейком, а его братья немногим ему уступают. Луг позволил себе слабость и опустился до прямого оскорбления, но Бриан всегда был больше, чем просто воин и вождь, и забывать об этом не следовало.
― Свиная кожа, которую я желаю получить, ― продолжил Луг, ― принадлежит Туису, правителю греков. Говорят, она исцеляет больных от любых хворей, стоит лишь завернуться в неё хоть раз в жизни. А ещё говорят, если выплеснуть на неё воду, то стекающие по ней струйки на девять дней превращаются в вино. Даже если вы будете умолять Туиса, вряд ли он вам её отдаст, как мне кажется. Ну а насчёт копья... У вас догадки есть? ― спросил Луг, поставил локоть на подлокотник кресла и опустил подбородок на стиснутый кулак в ожидании ответа.
― Ну что ты... Ни единой догадки, ― отозвался Бриан с показной растерянностью, но не потрудился спрятать улыбку, тронувшую уголки его губ.
― Что ж, речь идёт об отравленном копье Писира, царя Персии. Болтают люди, что оно свирепо в бою, потому надо держать его под водой, иначе оно уничтожит всё, до чего дотянется. Теперь колесница и два коня... Кони принадлежат Добхару, царю Сицилии, они волшебные, могут мчаться как по земле, так и по воде. Никакие другие лошади не могут сравниться с этими двумя. Колесница сделана специально для них и им под стать, никакая другая колесница её не заменит.
― Ещё бы. Что дальше?
― Дальше семь поросят Изала, царя Золотых Столпов. Если вечером их заколоть и подать к столу, наутро они будут вновь бегать живыми. А если отведать блюда из них, то можно исцелиться от любых болезней...
― Да, мы уже догадались, что тебя беспокоит твоё здоровье и пропитание. Надеюсь, пёс хоть не лечебный? ― хмыкнул Бриан.
― Нет, он для охоты...
― Ага, опять вопросы питания, ― довольно кивнул Бриан и вновь улыбнулся. ― Так что с этим псом?
Луг сжал левый кулак до отчётливого хруста, но более ничем не выдал ярость.
― Фаилинис, так зовут эту собаку. Владеет ей царь Иоруаидха. Пёс способен загнать и убить любого зверя, так что не обольщайтесь ― задание не из простых. Теперь о вертеле ― это вертел женщин с острова Кэр. Остров этот покоится под водой между Альбой и Эрином. И как вы вертел оттуда достанете, меня не волнует.
― Остались боевые кличи на холме. Полагаю, холм тебе подойдёт тоже не любой?
― Холм этот находится к северу от Лохланна, в стране фоморов, называется Кнок Миодхаоин. На холме этом должно царить безмолвие, так повелел Миодхаоин. Он и его сыновья никому не позволяют там шуметь. И именно они обучали моего отца боевым искусствам. Даже если бы я простил убийц моего отца, они никогда бы не простили. Пожалуй, это самая трудная часть, хотя вряд ли вы сможете выплатить хоть половину. Ну вот, теперь вы знаете, каков выкуп за кровь моего отца. Он вам всё ещё кажется ничтожным?
Младшие попытались что-то ответить на вопрос Луга, но Бриан резким жестом велел им заткнуться. Он смерил Луга внимательным взглядом, затем скрестил руки на груди и ухмыльнулся.
― Стало быть, вот как. Ладно. Я говорил уже, торгуйся с кем-нибудь другим. Однако... ― Бриан вскинул брови и развёл руками. ― Однако ты уже говорил с фоморами, верно? И было принято решение, касающееся войны. Быть может, ты соизволишь сообщить это решение присутствующим?
Луг стиснул зубы. Откуда, демоны бы его сожрали, Бриан узнал о договоре с фоморами, который пока ещё был тайным? Но выбора уже не осталось ― все выжидающе смотрели на Луга.
― Или ты хочешь, чтобы я сообщил? Меня не обременит такая малость. Слушайте! Сражение с фоморами состоится через семь лет. Мой клан ведёт мой отец, а я, как и мои братья, сражаемся за честь детей Дану. Что же скажет король, если мы не явимся к такому великому событию?
― К чему ты клонишь, Бриан? ― глухо прорычал Луг.
― К тому, что без коня Роскошная Грива и ладьи Усмиритель Волн, что принадлежали Мананнану, мы не успеем обернуться к сроку. Расстояние, как ты сам понимаешь, внушительное, а всё, что ты хочешь, нельзя просто взять и забрать, словно сорвать дикие яблоки в лесу. И надо же было случиться такому, что Мананнан отдал и коня, и ладью тебе. Как быть? Или ты предлагаешь нам начать платить выкуп с тебя самого? ― Бриан улыбнулся, и на сей раз улыбка его была искренней и тёплой, но Луг никак не мог понять причину этой теплоты.
Он задумался ненадолго и прикинул, что копьё и колесница в войне с фоморами точно потребуются, как и прочие предметы, потому неплохо бы их заполучить. К тому же Луг не тешил себя иллюзиями ― он точно знал, что сыновья Турена способны уплатить хотя бы половину ― они сильны и умны. Конечно, весь выкуп уплатить никому не под силу, но даже часть ― уже хорошо.
― Коня не дам ― самому нужен, а ладью я дозволяю вам взять.
― Твоя щедрость не знает границ, ― немедленно "куснул" его Бриан.
― Я хочу сопровождать моих братьев, ― прозвучал внезапно нежный глубокий голос, и вперёд выступила Бригита, дочь Турена. Многие тут же помрачнели, ведь Тара лишалась одной из первых красавиц и завидных невест. Помрачнел и Луг, который никогда не был равнодушен к этой рыжеволосой колдунье. Пусть её братья и убили Киана, но она... Она не убивала. Между их родами кровь теперь, но, несмотря на это, Луг всё ещё надеялся на нечто непонятное. Теперь же Бригита убивала эту надежду. В пути опасности грозили не только её братьям, но и ей самой. Смерти Бригите Луг не желал ни прежде, ни сейчас, но остановить её он не имел права.
― А я буду вестником, ― решила сама по себе седовласая Морриган*, чем удивила всех не меньше Бригиты. ― Я буду следовать за сыновьями Турена и приносить новости о том, что им удалось. Или не удалось.
Её мятежные зелёные глаза изучали строгое лицо Бриана. Похоже, она осталась довольна увиденным, поскольку кивнула ему и растаяла в тенях, отступив к стене.
Понять Морриган Луг даже не пытался. И не потому, что её считали безумной воительницей, а потому, что её чары и умения сильно отличались от талантов всех прочих детей Дану. Порой её цели тоже сильно отличались. Кроме того, приказывать ей он тоже не мог, не мог и запретить ей сопровождать сыновей Турена. С другой стороны, он подозревал, что сопровождать она намерена лишь Бриана, до всех прочих ей нет дела. Но Бриан никогда не выказывал ни интереса, ни расположения к Морриган. Сама Морриган прежде тоже ничего подобного не демонстрировала, поэтому её внезапное желание и удивляло.
Но кто волен задавать вопросы и требовать ответов у богини войны?
* Луг ― бог Солнца, сын Киана и внук Диан Кехта по отцу и внук Балора по матери. Правитель детей Дану, сменивший Нуаду Серебряная Рука.
* Нуада ― "туман", правитель детей Дану. Лишился руки в бою, после чего получил металлический протез конечности. Вынужден был уступить трон Бресу, поскольку калека не может быть королём. Сын Диан Кехта вернул ему настоящую руку, приживил, это случилось как раз тогда, когда Бресу отказали от трона. Правил Нуада вновь недолго, уступив затем трон Лугу.
* Морриган ― "великая королева", одна из богинь войны, была наиболее почитаема. Эта верховная седовласая богиня войны, напоминающая свирепую Геру, по всей вероятности, символизировала луну, которая, согласно представлениям древних народов, возникла раньше солнца. Великая королева всегда, среди богов или простых смертных, появлялась либо в своём подлинном облике, либо в излюбленных личинах ― в образе чёрной вороны или седого ворона.
Название: Сказка о выкупе
Автор: Шу-кун ( Корейский Песец)
Размер: 9000 слов (вступления и 2 части)
Жанр: драма, юмор, мифология, фэнтэзи
Рейтинг: R
Аннотация: Эта история о Фланнане Коллахане затрагивает период ирландской истории, когда дети богини Дану воевали с фоморами. Накануне решающей битвы детям Дану потребовались уникальные предметы, с помощью которых они могли бы победить фоморов. Эта история рассказывает именно о том, как чудесные предметы оказались в Эрин, и о том, что всё было не так просто, как могло бы показаться.
Примечание/Предупреждения: на базе кельтских мифов и легенд, и саги о сыновьях Турена.
СКАЗКА О ВЫКУПЕ
Пролог
Пролог
Страница истории, на которой время остановилось.
Эти слова Фланнан написал, когда наставник велел всем ученикам охарактеризовать себя одной фразой. Вот он и охарактеризовал, именно такими словами и именно в таком порядке.
Потом наставник долго смотрел на ровную строку, чтобы после с грустью взглянуть на непутёвого ученика и тихо пробормотать:
― Как же мне страшно за тебя, сорвиголова.
Что крылось за этим страхом, Фланнан никогда не узнал ― спустя год наставника убили и развеяли его прах, уничтожив тем самым и бессмертный дух. Хоть волком вой на луну на месте его гибели ― бесполезно, не воззвать к нему теперь и не вопросить, да и на кой чёрт нужно?
Страхов любому существу довольно, куда уж чужие брать себе в нагрузку?
Фланнан поправил на плече лямку рюкзака и остановился у гостиничной стойки, обратив на себя внимание администратора.
― Желаете снять номер, господин? ― для пробы тот заговорил по-японски. Решил, что перед ним простой смертный. Когда-то Фланнан считал это жутким недостатком ― то, что его всегда все путали со смертными. Когда-то это бесило и заставляло впадать в ярость. Когда-то ― это очень давно. Теперь же Фланнан считал это своим неоспоримым преимуществом.
― И номер, и встретиться с наставником Гураном, ― беспечно ответил он по-японски.
Администратор с нескрываемым изумлением таращился на его лицо с "отполированными" толикой восточной крови чертами, но не потерявшее при этом арийской жёсткости. Фланнан небрежно сдёрнул тёмные очки, открыв удлинённые глаза, больше подходившие потомку монголов. Правда, глаза его при этом не определились с цветом и решили, что правый будет зелёным, а левый ― серо-карим, почти что жёлтым. Крошечный нюанс, но он едва не стоил Фланнану жизни при очередном рождении, послужив поводом для воплей "Дитя Диавола! На костёр вместе с мамашей!". Благо, что святая вода не произвела впечатления ни на младенца, ни на его мать, так что дело кончилось хорошо для обоих. Относительно.
А ещё было время, когда за цветные глаза Фланнана давали награду в тысячу золотых. Пришлось учиться маскировке. Славно, что те времена тоже миновали. Сейчас его цветные глаза легко списывали на линзы, причуды генетики, болезнь и прочие не слишком интересные вещи, что его полностью устраивало.
― Не знаю никакого наставника, ― буркнул администратор.
― Ну как же? А печать на входе? ― тонко улыбнулся Фланнан и машинально чуть опустил капюшон на лицо, чтобы его глаза оказались в тени и не привлекали ненужного внимания. Давняя привычка, намертво въевшаяся в него.
У японца приоткрылся от удивления рот ― дошло, наконец, с кем он соизволил парой слов перекинуться. Простым смертным печать не углядеть, разве что они в списке посвящённых. А если человек попал в список, то не такой уж он и простой смертный.
― Вам назначено? ― с подозрением уточнил администратор, мгновенно переключившись на скаддэш ― язык демонов.
― Нет. Но наставник будет мне очень рад. Мы встречались. Раньше. Очень давно. Помнится, я тогда был драконом. Кажется. Старость не радость, однако.
Если бы люди понимали скаддэш, они сочли бы Фланнана психом, поскольку с их точки зрения странно говорить о старости, когда на вид тебе двадцать пять ― и ни минутой больше.
― Одну минуту, господин. ― Администратор поклонился и двинулся к служебной двери. Спохватился и обернулся. ― Как доложить?
― Скажи наставнику, что пришёл многоликий с восемью лапами, сотней хвостов и сияющим мехом.
Японец сделал большие глаза, но послушно покивал и скрылся за дверью.
Фланнан опустил капюшон ещё ниже и огляделся по сторонам. На него пялились, но с местным любопытством. Они так смотрели бы на любого европейца ростом выше ста восьмидесяти и весом больше шестидесяти. Для них он был великаном. Ребята в Ётунхейме сдохли бы от смеха, если б дожили до этого дня. В такие моменты даже жаль, что он до сих пор жив.
Администратор вернулся и жестом предложил ему пройти в ту самую дверь. Фланнан положил ладонь на стойку и медленно убрал, оставив на тёмной поверхности старую золотую монету. Нынче они не в ходу, но стоят куда больше жалких бумажек, которые Фланнан отказывался называть деньгами.
Гуран ждал его в маленьком тесном помещении. Пришлось наклониться, чтобы не треснуться башкой о низкий потолок. Фланнан уселся на циновке по-турецки ― никогда не выносил сидения на коленях, как любят японцы, из-за этого у них такие короткие и кривые ножки.
― Многоликий. С восемью лапами. С сотней хвостов. С мехом сияющим... ― Гуран сжал зубами трубку и пару раз пыхнул горьким дымом. ― Тебе не надоело дурачиться за столько-то времени?
― А чем ещё заниматься? ― хмыкнул Фланнан и откинул на плечи капюшон. Тёмная вязаная шапка на голове надёжно прятала волосы.
― Думать о благе, непутёвый. Как тебя называть?
― Фланнан Коллахан.
― Специально выбирал имечко, чтоб местные вешались?
― Мне было наплевать на местных. И это моё ирландское имя, данное при рождении. Очередном, но не суть.
― Ага-ага. Сколько тебе осталось?
― Десять. Наверное. Может меньше.
― Дурень, считать же надо! ― обозлился наставник.
Вот так всегда. Сам бы попробовал считать... Видимо, он понял всё верно, потому что понурился и дальше ругать не стал. Хорошо.
Фланнан давным-давно устал считать. Сейчас он всё больше полагался на чутьё, обычно оно верно определяло сроки, разве что на год или два могло ошибиться. Но что значат два года для такого, как Фланнан? Ничего. Два года ― это капля в море. Для него вообще время уже давно ничего не значило.
Страница истории, на которой время остановилось. Это лучшее определение. Неважно, что именно в нём пугало наставника, важно, что оно было верным более чем любое другое.
― Не бойся, я ещё не выбрал место. И не думаю, что захочу остаться здесь. Всё-таки с Помпеями ничего не случилось, а эти хлипкие острова могут и не пережить извержение старушки Фудзи.
― Типун тебе на язык! ― рыкнул Гуран и вновь занялся трубкой. Старость не радость, да. Не любит уже наставник кочевать по новым местам, прирос, как гриб, небось, и домом эту землю величает. ― Если не выбрал, зачем явился?
― Мне нужна новая печать.
― Ты уже брал одну не так давно.
Фланнан молча вытянул руку и задрал рукав. На светлой коже татуировка дракона была едва видна. Ещё неделя или две ― и ничего не останется. Потому и шапка на голове, что печать больше не могла сдержать истинную сущность бессмертного. Потому и глаза разные, что ничем их цвет не сгладить.
― Срок всё меньше, да? ― нахмурился старик.
― С каждым разом. Впервые мне нужна третья печать. Как думаешь, что это может означать?
― Не спрашивай меня, дурень. Мне откуда знать? Когда я только пришёл в этот мир, ты уже видел больше моего. Говоришь мне "наставник", а мне чудится каждый раз оскорбление. И насмешка. Такой старый, а сам печать ставить не научился.
― И не научусь. Где ты видел, чтоб силу запечатывали той же самой силой? Или прикажешь мне надвое разорваться, чтоб половинки друг друга запечатывали?
― С тобой одним сладу нет, куда уж целых два? Давай сюда свою лапу.
Гуран вытащил заветную шкатулку из тайника в полу, достал иголки и своё дурное зелье. Фланнан же приготовился к боли. Хоть что-то неизменно под луной в веренице столетий. Лекарство всегда горько на вкус.
Он вытянулся на циновке и стянул кофту с рубахой. Прикрыл глаза, постаравшись погрузиться в подобие транса. На печать уходило несколько дней, и все эти дни в нём жила только боль ― транс не помешал бы.
При первом уколе неконтролируемо полезли на волю спрятанные когти и впились в циновку, дошли до досок ― впились и в них. При втором встопорщились шипы. После третьего Фланнан лишился привычного человеческого облика. Хотя облик был родным, но кого это теперь волновало? Да и не теперь ― тоже.
― Десять... И подумать боюсь, что случится через десять лет... ― бормотал где-то далеко Гуран. ― Но хотя бы десять лет печать продержится.
― Кто знает... ― сквозь зубы прошипел Фланнан.
― Не накаркай.
― Я больше боюсь того, что будет потом, когда я приду вновь. Жив ли ещё ты будешь, чтобы поставить мне новую печать? И как долго она сможет прослужить?
― Ты сам выбрал именно такую участь, что уж теперь?
― Сам? Возможно. Хотя я бы сказал, что особенного выбора у меня не осталось.
― Ну-ну... И кто ты теперь, Фланнан? Такая жизнь тебе подходит разве?
― Я всего лишь страница истории. На которой время остановилось, старик.
Гуран склонился ниже над его рукой, а потом очень тихо сказал:
― Ты не страница. Ты бомба с часовым механизмом, по милости которой однажды время остановится для всего мира. Знаешь, сколько нынче стоит твоя голова?
― На меня давно не охотятся.
― Глупец. Ты просто не замечаешь то, чего не хочешь замечать. Охотиться на тебя будут всегда, попомни мои слова, ты последний остался. А теперь заткнись и дай мне закончить работу.
Фланнан криво улыбнулся сквозь боль и плотнее сомкнул веки. Он знал, что охота на него никогда не прекратится. Он знал, что ничего не изменится. Он знал так много, что порой хотел всё забыть, просто не мог. Не дано ему. Но это не мешало иногда тешить себя иллюзиями ― в иллюзиях нет греха.
Он хотел быть страницей истории, на которой время остановилось. Он хотел ― и ничто не могло ему помешать. Даже если такой страницей станет весь мир вместе с ним. По крайней мере, это будет красивая смерть. Грандиозная и жуткая, но красивая.
Если б ему ещё дано было так просто умереть вместе со всеми своими пламенными перьями и хвостами.
Умереть навсегда, а не на положенное время.
Беда в том, что каждому под этой луной дано по заслугам, и разинуть рот на чужой каравай не выйдет. Попробовать можно, только результат будет банален и предсказуем.
Фланнан мог потратить оставшиеся десять лет жизни на то, чтобы убедиться в этом.
Присказка
Присказка
Балор восседал на плетёном троне, будто бы свитом из змей. Как и всегда. Как и тогда, когда Фланнан покинул края фоморов*.
Это было так давно, но теперь, когда он вернулся в замок Тори и застал всех в большом зале, включая Балора, показалось, что время повернулось вспять.
Фланнан перешагнул через порог и остановился, насладился всеобщим вниманием к своей скромной персоне и позволил себе слабую ухмылку. Он знал, что никто и слова не скажет. Попялятся немного и сделают вид, что ничего не произошло, потому что никто из них, включая Балора, понятия не имел, откуда Фланнан взялся, кто его породил, и в чём польза от его существования. Он мог приходить и уходить свободно, ни перед кем не отчитываясь. Не то чтобы его наделили такой привилегией, просто так сложилось само собой.
Фланнан удобнее ухватил боевой шест, поправил капюшон волшебного плаща и неторопливо зашагал по каменным плитам. Он проходил мимо многоруких и многоногих, звероголовых, студенистых и костистых, человекоподобных и демонов. Вокруг него текли шепотки и порыкивания, а он словно бы и не замечал этого. Дошёл до трона Балора, бросил короткий взгляд на строгое лицо с вечно опущенным правым веком, прятавшим Злое Око, кивнул и уселся на плиту слева от трона, скрестив ноги и пристроив на коленях боевой шест. Фланнан всегда сидел именно здесь, когда не пропадал в очередной раз по своим тайным делам. Опять же, никто не давал ему такой привилегии, просто само собой как-то так сложилось.
Вообще все всегда опасались быть близко к Балору и к Злому Оку, а Фланнан ― нет, хотя причин для страха хватало.
Некогда в давние времена Балор втихаря пробрался в запретную рощу, где служители его отца варили колдовское зелье. Он украдкой заглянул в окно дома, и ему в глаз попали ядовитые испарения того самого зелья. Глаз Балора настолько сильно пропитался ядовитыми парами, что стал смертельным для любого живого существа: людей, зверей, богов и демонов. И тогда боги взяли с Балора клятву, что правый его глаз всегда будет закрыт, в противном случае Балора уничтожат. Смотреть Злым Оком Балор теперь мог лишь в дни великих сражений, но это не спасало от страха, ведь Балору довольно только поднять правое веко, чтобы умертвить любого, кто стоял перед ним. Пусть веко и поднималось с огромным трудом, но всё же, всё же...
Когда Фланнан впервые оказался среди фоморов, многие решили, что он дитя Балора. Так решили из-за его разноцветных глаз: правый был зелёным, а левый ― серо-карим, почти жёлтым. И многие решили, что его взгляд столь же ядовит и смертоносен, как взгляд Балора, но это оказалось неправдой, не говоря уж о том, что на Балора Фланнан ничем не походил. Он вообще ни на кого не походил. Ну разве что на людей земли Лохланн* ― высоким ростом да резкими чертами лица, только более изысканными и тонкими. Впрочем, фоморы, люди Лохланн и Туатха Де Данаан* придавали огромное значение поэзии и сказаниям, а Фланнан насмехался открыто и ни во что не ставил эти искусства, из-за чего не снискал любви своего народа.
Фланнан чуть наклонил голову, чтобы спрятать новую усмешку. Любви? Нет, его не любили, и это мягко сказано. Его не понимали и боялись. И все испытывали облегчение, когда он пропадал надолго. Но Фланнан не стал бы утверждать, что и Балор испытывал облегчение. Они не обсуждали ничего подобного, никогда, но порой складывалось впечатление, что Балор понимал и знал больше прочих, потому не боялся Фланнана, просто относился с опасливой осторожностью ― взаимно.
Фланнан не слушал речи, звучавшие в зале. Он вернулся в мирное время, потому ничего важного и стоящего услышать не мог. Фланнан вновь привыкал к покинутому дому, к обстановке, к настороженному вниманию и всего лишь наслаждался отдыхом после долгой дороги. Когда же все вокруг потянулись к выходу, он вознамерился встать и отправиться в своё заброшенное жилище, однако Балор едва заметным жестом велел ему задержаться.
Фланнан оставил шест на плитах и подтянул колени к груди, на колени положил руки, после чего покосился на Балора. Тот глубокомысленно перебирал отполированные до снежной белизны кости ― фаланги указательных пальцев, нанизанные на золотую нить, и молчал, погрузившись в думы.
Фланнан терпеливо ждал, спешить ему сейчас уж точно было некуда: никто его не ждал и ждать не будет.
― Ты долго отсутствовал, ― наконец проронил Балор. ― Так долго, что тебя стало не хватать.
― Неужели? ― хмыкнул Фланнан. ― Разве я мог хоть кому-то понадобиться? Я всего лишь бесполезный ученик, который так и не постиг ни одного из искусств толком.
― Пустое. В тебе куда больше сокрытого от взгляда, чем ты всегда пытаешься показать. Наше противостояние с Туатха Де Данаан складывается не лучшим образом, а мне предрекли смерть от руки моего внука, ты знаешь.
― И я знаю, что Туатха Де Данаан в более выгодном положении. И ты тоже это знаешь. Так что тебе нужно от меня?
― Твой запасной план.
― Не понимаю, ― пожал плечами Фланнан и невинно улыбнулся.
― Понимаешь. У тебя остались двойники среди детей Дану*, ведь так? Ты ходишь всюду, где пожелаешь, и остаёшься незаметным. Тебя все считают обычным и бесполезным. И дети Дану тебя просто не видят и не подозревают.
― Допустим. Что из этого?
― Я хочу, чтобы ты причинил неприятности потомкам Диан Кехта* и Огмы*. Ты ведь слышал, что Брес* некоторое время правил детьми Дану, но они остались недовольны и отказали ему от трона. Бресу пришлось вернуться.
Фланнан тихо засмеялся, представив себе манеру правления Бреса, больше подходящую для войска, чем для мирного населения. Более того, дети Дану отличались вспыльчивостью и щедростью. Хорошие воины, яростные и сильные, но их гнев и ярость гасли так же быстро, как вспыхивали, поэтому любые их атаки носили временный характер. Фланнан был другим, как и Брес, и Балор знал это. Фланнан походил на людей Лохланна: упрямый, несгибаемый, выносливый и отчаянный. Если он что-то решал для себя, то доводил дело до конца любыми способами, словно весь холод севера впитался в его сущность и подарил безразличие к жизни и смерти. Он шёл до конца и плевать хотел на цену, которую предстояло заплатить за это.
― Я не думаю, что ты жаждешь лишь поссорить два рода, Балор Бэйманн*. Так чего ты хочешь?
― Хочу поссорить два рода. В самом деле. Есть одно предсказание... И мне нужно, чтобы ты предсказание исполнил. Так у тебя остались двойники среди детей Дану?
― Остались.
― Тогда послужи мне, Фланнан Коллахан. Послужи мне и нашему народу ― мы не должны сдаваться и исчезать из этого мира.
― Чего ради? Я был никем и останусь никем. И тебе нечего мне предложить, Балор, ― отрезал Фланнан, поднявшись на ноги и подхватив с пола шест.
― Ошибаешься. Кое-что предложить тебе я всё же могу. Это не награда, конечно, да и награда тебе ни к чему. Но это кое-что такое, что тебе понравится. Я ведь сказал ― было предсказание.
― Ты не можешь знать, что мне понравится.
― Не обольщайся, Фланнан. Ты сам нас выбрал, пламенный, стало быть, была причина. И да, ты скрытен, как морская пучина, но я давно наблюдаю за тобой. Внимательно наблюдаю. И я знаю, что тебе по душе. Кроме того... знаешь ли ты, что в последние годы многие пришельцы интересуются демоном с цветными глазами и сулят несметные богатства за голову этого демона? Если ты послужишь мне, ты получишь то, чего хочешь, да ещё и голову свою побережёшь, ведь лишь я буду знать, где ты и почему. Никто не станет искать тебя среди детей Дану, никому такое и в голову не придёт. Сами же дети Дану ничего не знают о тебе. Моё задание тебе понравится, ведь поссорить два рода ― это лишь малая его часть.
― Ты ещё скажи, что я ничем не рискую, ― презрительно фыркнул Фланнан, опустив капюшон на лицо, чтобы спрятать свои разноцветные глаза. Он успел сделать пять шагов к выходу.
― О нет, рисковать ты будешь многим, если не всем.
Фланнан остановился, но не обернулся.
― Тебе стоило бы готовиться к смерти, а не затевать подобные игры, Балор.
― Я и готовлюсь. Ты же не думаешь, что я намерен лететь против ветра в бурю. Так что же ты скажешь мне, пламенный?
Фланнан повернулся к трону и одарил Балора кривой усмешкой.
― Скажу, что я готов тебя выслушать. Через пять дней. Не раньше. Мне нужно срочно повидать кое-кого.
― Это может подождать? ― насупился Балор.
Фланнан резким движением откинул капюшон, и Балор зажмурил свой обычный глаз от яркого света, заполнившего зал от пола до высокого свода. В следующий миг Фланнан натянул капюшон на голову, и в зал вернулся полумрак.
― Не может, как видишь. В таком виде я никакое задание не смогу выполнить, потому что у детей Дану непременно возникнут неудобные для меня вопросы. Сам понимаешь. Мне нужно навестить Гурана, а после я приду к тебе ― приду многоликим с восемью лапами, сотней хвостов и сияющим мехом.
― У тебя до сотни одного хвоста не хватает, если я правильно помню, ― мрачно поправил Фланнана Балор.
― Хвост туда, хвост сюда... Подумаешь. Сто хвостов звучит солиднее, чем девяносто девять, ― легкомысленно отмахнулся Фланнан и уверенно двинулся к выходу.
― С сияющим мехом... ― пробормотал Балор себе под нос. ― От этого меха просто спасу нет!
Примечания
__________________________* Фоморы ― в кельтских сказаниях это враждебные силы народа Дану, кроющиеся за такими негативными явлениями, как ураганы и морозы, засуха и болезни. Фоморы группировались вокруг богини по имени Домну. Их царь Индех считался её сыном, и поэтому все они именовались "богами Домну". Слово "Домну" означает "пропасть" или "морская бездна"; такое же значение имеет и слово "фомори", происходящее от двух гэльских слов, означающих "подводный мир". Необъятный водный простор всегда воспринимался кельтами как своего рода символ первобытной древности. В их сознании он ассоциировался с пустотой, мраком и чудовищными монстрами ― то есть понятиями, составляющими полную антитезу земле, небу и солнцу. Таким образом, фоморы считались существами более древними, чем боги, от рук которых им предстояло в конце концов погибнуть. Потомки "Хаоса" и "Старухи-ночи", они по большей части были громадными и уродливыми созданиями, хотя без исключений не обходилось.
* Лохланн ― Норвегия.
* Туатха Де Данаан ― к ним относились великие духи, символизирующие созидательные и позитивные аспекты природы и деятельности человека. Туатха Де Данаан относились к семье богов, собравшихся вокруг богини по имени Дану, которой они были обязаны своим общим названием "Туатха Де Данаан", "племя" или "народ богини Дану". Правили Эрин, их столицей была Тара.
* Дети Дану ― Туатха Де Данаан.
* Диан Кехт ― бог здоровья кельтов.
* Огма ― называемый также Кермэйт, что значит "медоустый", был богом литературы и ораторского искусства. Он женился на Этэйн, дочери Диан Кехт, бога врачевания, и имел от неё семерых детей, сыгравших более или менее заметные роли в мифологии гэльских кельтов. Одного из них звали Турен, другой сын, Кэйрбр, стал профессиональным бардом Туатха Де Данаан, а трое других некоторое время правили кланом богов. Будучи покровителем литературы, Огма, естественно, считался и создателем знаменитого кельтского алфавита огам. Огам ― древнейшая форма письменности, возникшая в Ирландии и распространившаяся по всей территории Великобритании.
* Брес ― один из вождей фоморов, сын короля Элатхана, был женат на Бригите, дочери Дагды (Святая Бригита). "Это муж прекрасного сложения, ― говорится в Харлейском манускрипте (XV в.), ― с золотистыми кудрями до плеч. На нём красуется плащ на золотом шнурке, надетый поверх куртки, расшитой золотыми нитями. На шее у него сверкают пять золотых ожерелий, а на груди сияет самоцветными камнями золотая брошь. В руках у
него два серебряных копья с бронзовыми заклепками, а меч его украшен золотой насечкой и имеет золотую рукоять". Его имя ― Брес, что означает "прекрасный", и, насколько нам известно, в Ирландии всё красивое, будь то равнина, крепость, укрепление, эль, факел, женщина или мужчина, принято сравнивать с ним и говорить: красив, как Брес.
* Балор Бэйманн ― Балор Могучий Удар, иное название Балора, одного из правителей фоморов, обитавшего в замке Балора. Замок Балора ― причудливой формы утёс на острове Тори. Этот остров у побережья Донегала в древности служил форпостом фоморов на земле, тогда как их главные владения находились в леденящих пучинах моря.
Сказка
Сказка
Я провёл немало времени среди народа,
который никогда не придавал особого
значения моральной стороне любого дела.
Но важно иное: я так и не научился не придавать
значения морали, пусть моя мораль и другая.
Я навсегда останусь просто ошибкой мироздания,
которую нельзя исправить.
который никогда не придавал особого
значения моральной стороне любого дела.
Но важно иное: я так и не научился не придавать
значения морали, пусть моя мораль и другая.
Я навсегда останусь просто ошибкой мироздания,
которую нельзя исправить.
-1-
-1-
Топор с глухим звуком вбился в старый, потрёпанный в боях щит. Дерево сухо треснуло и раскололось на две равные части.
Иухар восторженно покрутил головой, потом поднял половину щита и осмотрел место раскола. Дерево там было гладким, словно отполированным мельчайшей каменной крошкой.
― Метко, брат, так метко, что аж завидно. Пускай теперь Иухарба попробует.
― И попробую, только ты сперва новый щит принеси, ― отозвался младший из сыновей Турена, сына Огмы, заплетая длинные рыжие волосы в косы у висков. ― А ещё лучше будет, если ты на щите намалюешь голову этого козла ― Киана.
― Я паршиво малюю, ― расхохотался Иухар, с трудом выдернул топор из столба, к которому раньше прислоняли ныне расколотый щит, и отнёс оружие старшему брату, Бриану.
Бриан потом задумчиво осматривал лезвие топора, чуть склонив голову к правому плечу. Иухару даже примерещилось, что Бриан слабо улыбался. Впрочем, через миг он решил, что точно примерещилось, потому что Бриан опять выглядел строгим и отстранённым, как и всегда.
Братья были одинаково рыжими, со светло-карими глазами и белой кожей, зацелованной солнцем до ярких россыпей веснушек. Турену многие завидовали, ведь это благо ― породить троицу сильных и крепких парней, отчаянных, смелых и хитроумных. Но если Иухар и Иухарба отличались лёгким и весёлым нравом, то Бриан на их фоне казался замкнутым и мрачноватым, да и вымахал он куда выше, чем полагалось бы. Он сильно походил на северян из Лохланна, разве что те как топором изо льда вырублены, а над Брианом явно поработали резцом, чтобы сделать для глаз приятнее. Считалось, что Бриан ― первый красавец в семье, ну а то, что красота его была какой-то нездешней, чужой и пугающей, так это уже незначительные детали.
Иухар и Иухарба старшего брата уважали и даже побаивались. Победить его хоть в чём-то никогда им не удавалось ― Бриан всегда оказывался лучше. Но зато Бриан всегда присматривал за ними, как и положено старшему, всегда приходил на помощь и выручал. И Бриан не побоялся выступить против Киана и его братьев, чем положил начало вражде между двумя семьями.
Киан, Ку и Кете были сыновьями бога врачевания ― Диан Кехта, а Диан Кехта дети Дану любили и уважали, не говоря уж о том, что ныне королём стал сын Киана по имени Луг, солнечный владыка. Болтали, что Луга родила Этлинн, дочь Балора Бэйманна, и тогда Балору следовало опасаться Луга, если тот и впрямь его внук.
Отец Бриана, Иухара и Иухарбы, Турен, был сыном Огмы, бога поэзии и литературы, которого дети Дану почитали и любили не меньше Диан Кехта, потому ситуация сложилась щекотливая, как ни посмотри. Однако Бриан схлестнулся с Кианом не по пустякам и даже доказал свою правоту. Речь шла о планировке и строительстве укреплений для грядущей войны с фоморами. И если прежде война с фоморами блазнилась всем неопределённой вероятностью, то вчера стало ясно ― войны не избежать.
Несколько дней назад Луг в одиночку напал на сборщиков дани и всех убил. Фоморы дань не получили и так просто без ответа они это не оставят. Ну а та вражда, что возникла накануне между двумя семьями, теперь грозила обостриться. Много всего было сказано и сделано обеими сторонами, слишком много, чтобы забыть и простить. К тому же Луг поддержал отца и отказал в рассмотрении плана Бриана. Король и Бриан стояли в тишине и прожигали друг друга взглядами. Оба ярко-рыжие, красивые, неуловимо чем-то друг на друга похожие, солнцеокие и властные. Словно схлестнулись не король и его подданный, а два короля. Иухар тогда впервые обратил внимание, что Бриан на ладонь выше ростом, чем Луг, а у Луга стал заметнее перебитый некогда нос, но лицо Бриана всё равно казалось более жёстким и суровым, хоть и не носило шрамов и иных следов битв и жестоких схваток.
И вот, сегодня три сына Турена, призванные ко двору, как и прочие дети Дану, задержались в долине Муиртумне, чтобы размяться после долгой дороги, привести себя в порядок и прибыть в Тару при полном параде.
― Наверное, лучше нам продолжить путь, ― заметил Иухарба, взглянув вверх и отметив, что солнце сдвинулось с полуденной отметки. Бриан коротко качнул головой, сложил доспехи рядом со своим конём и склонился над ручьём, плеснул в лицо водой и только после негромко сказал:
― Спешить ни к чему. Чем позже приедем, тем быстрее нас устроят без суматохи и как должно.
Откинув со лба влажные рыжие волосы, Бриан уставился куда-то за спину Иухару. Тот обернулся и углядел вдали одинокого всадника.
― Надо же, кто-то тоже едет на сбор, как видно. Интересно, и кто бы это мог быть? Давайте встретим его и поглядим, может, вместе и продолжим путь. Всё-таки с попутчиком будет веселее.
― Пожалуй, ― согласился Бриан. Надевать доспехи он не стал, лишь расправил складки рубахи, сунул в петлю боевой топор, вскочил на коня и взял копьё. Втроём они неторопливо поехали навстречу одинокому всаднику.
Сын просил Киана съездить на север и договориться с тамошним людом о поддержке в войне, коль она случится. Дело было спешным, потому Киан отправился один, без спутников. И возвращался в Тару он тоже один.
Оказавшись в долине Муиртумне, он пару раз объезжал стада свиней, пасущиеся тут на воле, а потом неожиданно увидел у ручья трёх воинов. Те тоже его заметили и вскоре двинулись к нему. Издали нельзя было разобрать, кто они такие, однако они не спешили и не демонстрировали дурных намерений. Киан отметил, что двое из них в полном боевом облачении, а один, возглавлявший их, налегке, но вооружён до зубов.
Когда Киан подъехал немного ближе, разглядел, что нарвался на сыновей Турена, внуков Огмы. Он запаниковал, поскольку встреча с Брианом и его братцами вряд ли сулила ему что-то хорошее. Киан решил спрятаться. Оглядевшись, заметил рядом ещё одно стадо свиней и, улучив момент, когда на него не смотрели, торопливо прошептал строчки простого оборотного заклинания, превратив себя и своего коня в двух поросят. Киан стремительно бросился в самую гущу свиней и принялся пастись, как и полагалось обычному поросёнку. Одновременно с этим он попытался проследить нити судьбы сыновей Турена, чтобы разобраться, чем в итоге обернётся для него этот день. Начал он с Бриана и с размаху уткнулся в стену непроглядной тьмы ― разглядеть дальнейшую судьбу старшего из братьев ему никак не удавалось.
Иухарба отвлёкся от пустой беседы и поглядел вперёд, от неожиданности едва не натянул поводья и не остановил коня.
― Эй, а куда всадник-то подевался? Только что был же на дороге...
― Ума не приложу, ― озадаченно отозвался Иухар и покрутил головой, оглядывая окрестности.
― Непозволительная невнимательность для воинов, ― вздохнул Бриан и откинул длинный рыжий хвост за спину. ― Рассказать, что с ним сталось?
― И что же? ― почесав подбородок, полюбопытствовал Иухар.
― Оборотное заклятье. Умник обратился поросёнком и шмыгнул вон в то стадо. Уткнулся носом в грязь и притворяется обычной свинкой.
― Чего это он? ― недоумевал Иухарба. ― Мы же вроде не неслись к нему сломя голову и не размахивали топорами, чего ж он перепугался так, что свиньёй стал?
― А того перепугался, что это Киан, ― с мрачноватой усмешкой просветил брата Бриан. ― Нанести нам новое оскорбление не поленился. Видно, подумал, что мы нападём на него без причины.
― Обидно, ведь причина есть, ― подытожил Иухар и придержал лошадь. ― Даже если мы всех свиней перебьём, Киан может и ускользнуть. Вот гад, а?
― Нет повода для печали. Сейчас я вас научу отличать настоящих поросят от поддельных. ― Усмешка Бриана стала ещё холоднее. Он резко хлопнул ладонями по плечам братьев и тихо произнёс нужные слова, а в следующий миг оба его брата оказались на траве ― приземлились на все четыре лапы, обратившись волкодавами. Псы с лаем кинулись в гущу стада, учуяв запах Киана, и ловко отделили одного из поросят от прочих свиней. Бриану осталось лишь метнуть копьё, что он и сделал. Увернуться от копья и пытаться не стоило ― Бриан не промахивался.
Раненый поросёнок заверещал от боли, а после ещё и ругаться начал, окончательно выдав себя. Ведь настоящие свиньи лишены дара речи.
― Проклятый мерзавец! Ты же знаешь, кто я такой, так чего ж копьём швыряешься? А если б совсем прибил? Оставь меня в покое, негодяй!
Иухар и Иухарба разжали зубы, чтобы отпустить поросёнка, но Бриан строго прикрикнул на них:
― Ещё чего! Держите крепче этого жалкого труса. Даже если сто раз придётся прикончить его, лучше это сделать сейчас ― бед будет меньше потом. Свиньёй больше, свиньёй меньше ― какая тут разница?
― Скажи им отпустить меня, ― взмолился поросёнок. ― Если уж умирать, то в том виде, в каком мне надлежит быть.
Бриан насмешливо вскинул бровь, мгновенно раскусив план Киана. Тот решил, что они не рискнут причинить ему вред, когда он будет в своём родном обличье. Одно дело убить поросёнка и сказать, что они ничего не знали и пообедать решили, и совсем другое дело ― убить человека, который ещё и королю отец.
― Да пожалуйста. Убить человека мне будет намного приятнее, чем какую-то свинью, хотя в твоём случае всё едино. ― И Бриан вернул человеческий облик своим братьям. Следом Киан прочёл отменяющее заклинание и тоже обратился в человека.
― Тебе придётся отпустить меня, щенок, ― подытожил он.
― Правда? Да что ты говоришь!
― Тогда учти при расчётах следующее, сын Турена... Если б вы убили меня, когда я был свиньёй, то заплатили бы столько, сколько стоит свинья. А если вы убьёте человека, то заплатить вам после придётся столько, сколько ещё никто и никогда не платил.
― Не волнуйся, я это учёл. ― Бриан ударил коня пятками и понёсся прямо на Киана, заставив его отпрянуть и упасть на траву. Иухар и Иухарба подхватили с земли камни и принялись швырять их в Киана. Потом Бриан отправил братьев в рощу, чтобы они сделали лопаты, дабы зарыть Киана, сам же уселся на траву и принялся выстругивать из полешка фигурку лошади.
― Ты отличаешься от своих братьев, ― слабым голосом произнёс залитый кровью Киан, наблюдая за Брианом и не имея сил подняться.
― Возможно. И что?
― Ты демон?
― Спорное определение.
― Ты хоть знаешь, что тебя ждёт, щенок?
― Это никому не ведомо.
― Так уж и никому? Я могу предвидеть твоё будущее...
― Не можешь. Не трудись. ― Бриан склонился над фигуркой и уронил в траву белую стружку.
― Почему ты так уверен, что не могу?
― Потому что никому не дано провидеть моё будущее. Ни тебе, ни кому-то ещё. Для меня время течёт иначе, чем для других. Не так давно я был в грядущем, до этого ― за сотни лет до этого дня. Может быть, я уже мёртв, потому что однажды умру в прошлом, но там меня пока что не было, поэтому я и жив. Кто знает? Провидеть такое невозможно, как ни старайся. Нет, Киан, ты не можешь провидеть моё будущее, потому что я на самом деле ещё даже не родился. ― Бриан отвёл взгляд от фигурки в его руках и посмотрел прямо в лицо Киану. Правый глаз его был зелёным, а левый ― серо-карим, почти жёлтым. ― Хочешь поведать мне, как именно я умру? Не трудись. Ты этого не знаешь. Могу тебя утешить тем, что я уже умирал и буду умирать впредь. Только смерть не зовёт меня к себе, а отпускает жить. И я говорю не о перерождении. И если кто тут и щенок, то это ты. Ты даже не знаешь, насколько я тебя старше.
― Что ж... Но я сказал правду ― за мою смерть заплатить тебе и твоим братьям придётся так дорого, как никто ещё не платил.
― Знаю. Именно поэтому ты должен умереть. Мне... нужна эта плата.
― Не понимаю, ― честно признался Киан.
― И не надо. Мне наплевать на тебя и твою грызню с «моей» семьёй. Мне до тебя и дела нет, но убить тебя я вынужден именно из-за платы за твою смерть, уж прости ― ничего личного.
― Кто ты такой, Бриан? Ты ведь не Туатха Де Данаан, верно?
― Этого тебе не суждено узнать.
― Всё равно я уже умираю, какая тебе разница? Утоли моё любопытство.
― Не утолю. В нынешнее время опасно болтать о таких вещах ― обязательно рядом отыщутся уши, которым не следует слышать подобное. Умрёшь, сгорая от любопытства. ― Бриан едва заметно улыбнулся и кончиком ножа подправил очертания глаза на деревянной лошадиной морде, после чего хладнокровно перерезал тем же ножом горло Киану. К возвращению из рощи Иухара и Иухарбы Киан уже ничего не мог разболтать.
Сыновья Турена закопали тело в пашне и засыпали могилу землёй, камнями и ветками. Скрыв следы убийства, они без спешки продолжили путь в Тару. В столице их устроили должным образом среди иных вождей и воинов. Собрались в Таре все, кого призвал Луг, только Киана среди них не оказалось. Луг подождал день, а после отправился на поиски отца. За ним незаметно последовал крошечный конь, мастерски вырезанный из полешка.
Следы отца Луг отыскал на равнине Муиртумне, однако самого его не нашёл. Спешившись у ручья, Луг умылся и осмотрелся, пытаясь понять, куда же мог подеваться Киан. Наверняка отец никуда не сворачивал и не отвлекался по пустякам, ведь он знал, что Луг ждёт его. Что же могло его задержать? Да и не видел его никто на дороге от Муиртумне до Тары.
― Не ищи мертвеца, ― тонким дрожащим голосом произнёс кто-то. Луг разобрал слова, тонувшие в журчании ручья, только во второй раз. Поискал взглядом говорившего и ошарашенно уставился на маленького коня, выструганного из дерева. Тот весело скакал по водной глади, поднимая ударами копытцев брызги.
― Тлеют кости под землёй, твой отец уже не твой, ― напевала лошадка, гарцуя по ручью.
― Что ты знаешь? ― Луг осторожно разглядывал маленького коня, вскоре понял, что перед ним малый дух, вселившийся в деревянную поделку, но вот понять, сам дух вселился в предмет, или же его вселил кто-то иной, не смог. Тонкая работа и сложные чары, необычные чары ― Луг никогда с подобным прежде не сталкивался. Попытался различить природу чар, но и тут ответов не отыскал ― чары оказались чуждыми и не принадлежали ни разуму фоморов, ни разуму соотечественников Луга. Более того, вселённый дух был одним из природных, а значит, не обладал собственной личностью и осознанием. Считалось, что подобные духи бесполезны и работать с ними нельзя, они ведь не разумеют происходящего вокруг и не разумеют чары, они неуправляемы.
― Ничего не знаю, ничего не понимаю. Но я видел, а то, что видел, я знаю.
― Так что же ты видел?
― Видел дурака, который разозлил противников и поплатился за это жизнью. Когда трое на пути, ты напрасно их не дразни.
― Трое?
― Кровью Огмы пахли они, а тот, что пах, как Диан Кехт, испугался и пытался убежать. Но кто бегает от псов и волков, тот станет сладкой добычей. Их клыки остры и не знают пощады. Не ищи мертвеца, мертвец в земле, где и должно ему быть, червей кормить.
― Тогда отведи меня к мертвецу, ― велел Луг и стиснул зубы. Догадаться, кто именно "пах кровью Огмы", оказалось легко. Подсказка, что их было трое, ещё больше упростила задачу.
― Может, лучше отвести тебя к тем, кто тело в земле схоронил? ― Маленький конь выбрался на берег и поцокал деревянными копытцами по валуну.
― Нет, они подождут. Веди к могиле, ― уверенно ответил Луг. Те трое, что убили его отца, бежать не стали бы, он знал это точно ― видел их всех в боях. Пожалуй, слишком расточительно ныне потакать собственным желаниям и жаждать мести, ведь такие воины, как эти трое, будут незаменимы в войне с фоморами, но забыть об убийстве отца Луг тоже не мог. Стоило придумать такой способ мести, при котором и волки будут сыты, и овцы целы. Но если Луг прямо сейчас увидит троицу внуков Огмы, то сдержаться не сможет. ― Веди к могиле, маленький дух. Мой отец заслуживает кургана над своей головой, и он его получит.
-2-
-2-
Иухар и Иухарба склонились над шахматной доской. Оба старательно хмурились и оценивали положение на клетчатом поле. Подсказать умные ходы было некому ― Бриан дремал, вытянувшись на волчьих шкурах у стены. Обычно братья громко спорили, когда играли, но при спящем Бриане они опасались шуметь, посему недовольство выражали гневными взглядами и взмахами кулаков друг у друга перед носом.
В дубовую дверь громко постучали, нарушив тишину. Со скрипом створка приоткрылась, в щель заглянул всклокоченный замковый мальчонка.
― Всем велено собраться в большом зале, ― пискнул он и с трудом дверь притворил.
― Да что там ещё? ― свистящим шёпотом удивлённо спросил Иухарба, чтоб не потревожить Бриана, но опоздал. Бриан уже сел на шкурах и сладко потянулся.
― Собирайтесь, будет весело, ― пообещал он, разбирая пальцами спутанные длинные волосы.
― Думаешь, это Луг? Но он не мог так быстро отыскать труп, ― протянул Иухар и подал брату костяной гребень.
― Не стоит недооценивать Луга, он не просто так выбран королём. Что бы ни случилось, помалкивайте и держитесь за мной.
― На трупе не написано, от чьей руки он принял смерть, ― мрачно пробормотал Иухарба. ― Я не намерен прятаться, если Луг всё знает. Но мне любопытно, как он узнал?
― Это не имеет никакого значения ― наша вражда никогда не была тайной. И даже если бы мы не делали этого, а сделал кто-то иной, заплатить всё равно пришлось бы нам, ― скупо усмехнулся Бриан. ― Забудьте об этом и просто держитесь за мной. Будет весело ― это я вам обещаю. О любом можно судить по его врагам. И если твой враг ― Луг...
― ...то ты тот, кто стоит очень многого, ― широко улыбнулся Иухар. ― Я сам себе сейчас начну завидовать, ведь мой враг ― само Солнце*.
В большом зале собрались все дети Дану, не хватало лишь короля и его отца. Сыновья Турена бесстрашно заняли места рядом с креслом Луга, и он сразу же увидел их, едва зашёл в зал. Встретил насмешливый взгляд Бриана, возвышавшегося над всеми присутствующими почти на голову и на полголовы ― над двумя своими братьями.
Следовало отдать должное Бриану ― он смело нарывался на неприятности и умело испытывал выдержку Луга. И Лугу очень хотелось наплевать на законы и осторожность и наброситься на троицу с оружием в руках, но он безжалостно наступил на горло собственной песне, сохранив спокойствие. Существовал иной способ возмездия, не менее сладкий, чем собственноручное убийство сыновей Турена.
Луг коснулся пальцами "королевской цепи", что висела на его груди, погладил, после решительно ухватил и потряс ею, призвав всех собравшихся к тишине. Обратив на себя внимание, Луг под взглядами подданных неторопливо прошёл к своему месту, опустился в кресло и строго вопросил:
― Скажите мне, как бы вы покарали убийцу вашего собственного отца?
Безмолвие разлилось по залу ― все судорожно пытались осмыслить сказанное и понять, к чему это вообще. Самым сообразительным оказался бывший король Нуада*. Посуровев лицом, он негромко уточнил:
― Стало быть, Киан мёртв?
― Да, ― кивнул Луг и осмотрел присутствующих. ― Убийцы моего отца среди вас, глядят на меня и знают, что совершили. Знают и то, что за совершённое ими следует заплатить.
― Тогда я бы предал убийц смерти, ― высказал своё решение Нуада. Все тихо загомонили, поддерживая Нуаду и его выбор.
Луг взглянул на Бриана, тот едва заметно кивнул, тоже признав правоту Нуады и поддержав его. Но и Луг, и Бриан прекрасно понимали, что смерть сыновей Турена накануне войны с фоморами непоправимо ослабит детей Дану. Луг просто не мог себе позволить убить трёх выдающихся воинов, потому что раскол среди детей Дану тогда стал бы неизбежен, а исход войны... Но если Бриан полагал, что Луг не отыщет способ покарать их, то он сильно ошибался.
― Нуада, только что убийцы моего отца признали твою правоту сами и согласились с тем, что достойная кара за убийство ― их смерть, ― медленно произнёс Луг, пристально глядя на Бриана. Изысканные черты лица того не дрогнули, но в глубине светло-карих глаз отчётливо заискрилась странная тёплая насмешка с толикой грусти пополам. Бриан как будто знал больше, чем мог представить Луг. И как будто ждал именно таких слов, что были недавно произнесены.
― Пусть их не выпускают отсюда, пока они не расплатятся со мной за кровь моего отца, ― твёрдо решил Луг. И никто уже не усомнился, что он говорил о сыновьях Турена, поскольку он продолжал смотреть только на Бриана. Знакомая картина, ведь поединки взглядов и мнений между обоими уже случались прежде.
Все в зале молчали и наблюдали за Лугом и Брианом. Догадаться, о чём именно все думали, труда не составляло. Они сомневались. Они начинали предполагать, что "королевская цепь" на Бриане смотрелась бы не хуже, чем на Луге. Они сравнивали и считали, что Луг и Бриан во многом похожи ― и не только внешне.
Нуада покосился на сосредоточенного Луга и благодаря своему опыту оценил силу его выдержки, достойной молодого короля. После Нуада взглянул на Бриана и признал, что тому выдержка вовсе не нужна ― он не знал никого, кто способен был сохранять столь изумительную безмятежность в подобной ситуации. Нуада сам правил достаточно долго, чтобы осознать щекотливое положение, в котором оказался Луг. Другое дело, что Бриан тоже прекрасно всё понимал и не стеснялся этим пользоваться. Луг не мог убить ни Бриана, ни одного из его братьев, ни ― тем более ― Турена без ужаснейших последствий для всех детей Дану.
― Будь я убийцей твоего отца, Луг, то решил бы, что слишком легко отделался, раз ты просишь взамен лишь выкуп, а не жизнь, ― усмехнулся Нуада. В этой фразе сплелись воедино и вопрос королю, и предостережение сыновьям Турена.
― Брат, мы не стыдимся свершённого, ― прошептал Иухар в спину Бриану. ― Я готов признать...
― Молчи. Я велел вам обоим помалкивать, ― очень тихо напомнил Бриан, не пожелав слушать дальше. Он сделал шаг вперёд и одарил Луга кривой усмешкой. ― Ты считаешь нас убийцами, это я уже понял. Хорошо, потому что с королями не спорят. Выкуп за кровь твоего отца мы согласны уплатить так, как если бы это мы убили Киана.
Луг долго сверлил его яростным взглядом, но Бриан не отвёл глаз и не принял виноватый вид, стоял с гордо вскинутой головой и свободно расправленными широкими плечами. Пожалуй, лишь младший из них ― Иухарба ― немного понурился и глядел в спину Бриану, где сбегали до кожаного ремня на поясе рыжие волосы, стянутые в хвост.
― О да, вы заплатите, ― подытожил Луг ― ему пришлось удовлетвориться слегка смущённым видом Иухарбы и растерянностью Иухара. Бриан пока оставался непрошибаемым, но надолго ли?
― Итак, какую плату ты хочешь получить за кровь отца от его убийц? Назови цену крови, и мы примем это бремя. ― Глаза Бриана теперь светились азартом, и это несколько озадачивало Луга, однако отступать он не собирался.
― Слушайте же... ― Он сжал губы, предвкушая ошеломление всех в зале, затем стал перечислять: ― За кровь отца я требую три яблока, свиную кожу, копьё, колесницу с двойкой коней, семь свиней, пса, вертел для жаркого и три боевых клича на холме. Вот цена крови. Поторгуемся? Или цена вам по плечу?
― На первый взгляд выкуп столь ничтожен, что можно усомниться в твоём рассудке, ― невозмутимо отозвался Бриан в гробовой тишине, пока все прочие приходили в себя от изумления. ― Ведь всё не так просто, верно? Торговаться можешь с кем-то другим, а мы заплатим столько, сколько ты попросил.
― Мне цена ничтожной не кажется вовсе, ― мрачно отозвался Луг. ― Готовы ли вы дать клятву перед всеми богами Туатха Де Данаан, что согласны заплатить требуемую цену? Тогда и я дам клятву, что ничего более от вас не потребую.
Вместо ответа Бриан безмятежно принялся читать полагающиеся формулы клятвы, а его братья торопливо стали повторять слова. Луг слушал их в лёгком смятении и не сводил глаз с Бриана ― тот сейчас казался ещё большей загадкой, чем прежде. Хитроумный Бриан, отчаянный Бриан... Он ведь должен понимать, что всё совсем не просто, почему же он согласился со всем сразу и без опаски?
Дослушав клятвы, Луг кивнул и перешёл к главному:
― Сейчас я объясню, какой именно выкуп я желаю получить от вас. И тогда вы сами решите, насколько он мал или велик. Итак, три яблока, что мне нужны, есть на краю света, где-то на Востоке. Сказители говорили, то место зовётся садом Гесперид, а яблоки там величиной с головку месячного ребёнка. Цветом они густо-золотые, а на вкус словно мёд. Говорят, вкусивший их исцелится от всех болезней и ран. А ещё говорят, что сколько те яблоки ни кусай, от них не убывает. Чудесные яблоки, верно? Вот поэтому я не приму от вас никаких иных яблок, кроме этих. Однако... ― Луг выдержал многозначительную паузу. ― Однако сад Гесперид всегда под неусыпной охраной, поскольку было пророчество о трёх воинах с Запада, которые попытаются забрать яблоки. Вы, конечно, кажетесь могучими воинами, ― усмехнулся Луг, ― но я сильно сомневаюсь, что вы сможете взять те яблоки.
Наградой Лугу стало возмущение, отразившееся на лицах двух сыновей Турена ― они предсказуемо рассердились из-за подобного оскорбления. Только вот Бриан и ухом не повёл, и правильно сделал. Все знали, что в его случае "казаться могучим воином" всё равно что море обозвать ручейком, а его братья немногим ему уступают. Луг позволил себе слабость и опустился до прямого оскорбления, но Бриан всегда был больше, чем просто воин и вождь, и забывать об этом не следовало.
― Свиная кожа, которую я желаю получить, ― продолжил Луг, ― принадлежит Туису, правителю греков. Говорят, она исцеляет больных от любых хворей, стоит лишь завернуться в неё хоть раз в жизни. А ещё говорят, если выплеснуть на неё воду, то стекающие по ней струйки на девять дней превращаются в вино. Даже если вы будете умолять Туиса, вряд ли он вам её отдаст, как мне кажется. Ну а насчёт копья... У вас догадки есть? ― спросил Луг, поставил локоть на подлокотник кресла и опустил подбородок на стиснутый кулак в ожидании ответа.
― Ну что ты... Ни единой догадки, ― отозвался Бриан с показной растерянностью, но не потрудился спрятать улыбку, тронувшую уголки его губ.
― Что ж, речь идёт об отравленном копье Писира, царя Персии. Болтают люди, что оно свирепо в бою, потому надо держать его под водой, иначе оно уничтожит всё, до чего дотянется. Теперь колесница и два коня... Кони принадлежат Добхару, царю Сицилии, они волшебные, могут мчаться как по земле, так и по воде. Никакие другие лошади не могут сравниться с этими двумя. Колесница сделана специально для них и им под стать, никакая другая колесница её не заменит.
― Ещё бы. Что дальше?
― Дальше семь поросят Изала, царя Золотых Столпов. Если вечером их заколоть и подать к столу, наутро они будут вновь бегать живыми. А если отведать блюда из них, то можно исцелиться от любых болезней...
― Да, мы уже догадались, что тебя беспокоит твоё здоровье и пропитание. Надеюсь, пёс хоть не лечебный? ― хмыкнул Бриан.
― Нет, он для охоты...
― Ага, опять вопросы питания, ― довольно кивнул Бриан и вновь улыбнулся. ― Так что с этим псом?
Луг сжал левый кулак до отчётливого хруста, но более ничем не выдал ярость.
― Фаилинис, так зовут эту собаку. Владеет ей царь Иоруаидха. Пёс способен загнать и убить любого зверя, так что не обольщайтесь ― задание не из простых. Теперь о вертеле ― это вертел женщин с острова Кэр. Остров этот покоится под водой между Альбой и Эрином. И как вы вертел оттуда достанете, меня не волнует.
― Остались боевые кличи на холме. Полагаю, холм тебе подойдёт тоже не любой?
― Холм этот находится к северу от Лохланна, в стране фоморов, называется Кнок Миодхаоин. На холме этом должно царить безмолвие, так повелел Миодхаоин. Он и его сыновья никому не позволяют там шуметь. И именно они обучали моего отца боевым искусствам. Даже если бы я простил убийц моего отца, они никогда бы не простили. Пожалуй, это самая трудная часть, хотя вряд ли вы сможете выплатить хоть половину. Ну вот, теперь вы знаете, каков выкуп за кровь моего отца. Он вам всё ещё кажется ничтожным?
Младшие попытались что-то ответить на вопрос Луга, но Бриан резким жестом велел им заткнуться. Он смерил Луга внимательным взглядом, затем скрестил руки на груди и ухмыльнулся.
― Стало быть, вот как. Ладно. Я говорил уже, торгуйся с кем-нибудь другим. Однако... ― Бриан вскинул брови и развёл руками. ― Однако ты уже говорил с фоморами, верно? И было принято решение, касающееся войны. Быть может, ты соизволишь сообщить это решение присутствующим?
Луг стиснул зубы. Откуда, демоны бы его сожрали, Бриан узнал о договоре с фоморами, который пока ещё был тайным? Но выбора уже не осталось ― все выжидающе смотрели на Луга.
― Или ты хочешь, чтобы я сообщил? Меня не обременит такая малость. Слушайте! Сражение с фоморами состоится через семь лет. Мой клан ведёт мой отец, а я, как и мои братья, сражаемся за честь детей Дану. Что же скажет король, если мы не явимся к такому великому событию?
― К чему ты клонишь, Бриан? ― глухо прорычал Луг.
― К тому, что без коня Роскошная Грива и ладьи Усмиритель Волн, что принадлежали Мананнану, мы не успеем обернуться к сроку. Расстояние, как ты сам понимаешь, внушительное, а всё, что ты хочешь, нельзя просто взять и забрать, словно сорвать дикие яблоки в лесу. И надо же было случиться такому, что Мананнан отдал и коня, и ладью тебе. Как быть? Или ты предлагаешь нам начать платить выкуп с тебя самого? ― Бриан улыбнулся, и на сей раз улыбка его была искренней и тёплой, но Луг никак не мог понять причину этой теплоты.
Он задумался ненадолго и прикинул, что копьё и колесница в войне с фоморами точно потребуются, как и прочие предметы, потому неплохо бы их заполучить. К тому же Луг не тешил себя иллюзиями ― он точно знал, что сыновья Турена способны уплатить хотя бы половину ― они сильны и умны. Конечно, весь выкуп уплатить никому не под силу, но даже часть ― уже хорошо.
― Коня не дам ― самому нужен, а ладью я дозволяю вам взять.
― Твоя щедрость не знает границ, ― немедленно "куснул" его Бриан.
― Я хочу сопровождать моих братьев, ― прозвучал внезапно нежный глубокий голос, и вперёд выступила Бригита, дочь Турена. Многие тут же помрачнели, ведь Тара лишалась одной из первых красавиц и завидных невест. Помрачнел и Луг, который никогда не был равнодушен к этой рыжеволосой колдунье. Пусть её братья и убили Киана, но она... Она не убивала. Между их родами кровь теперь, но, несмотря на это, Луг всё ещё надеялся на нечто непонятное. Теперь же Бригита убивала эту надежду. В пути опасности грозили не только её братьям, но и ей самой. Смерти Бригите Луг не желал ни прежде, ни сейчас, но остановить её он не имел права.
― А я буду вестником, ― решила сама по себе седовласая Морриган*, чем удивила всех не меньше Бригиты. ― Я буду следовать за сыновьями Турена и приносить новости о том, что им удалось. Или не удалось.
Её мятежные зелёные глаза изучали строгое лицо Бриана. Похоже, она осталась довольна увиденным, поскольку кивнула ему и растаяла в тенях, отступив к стене.
Понять Морриган Луг даже не пытался. И не потому, что её считали безумной воительницей, а потому, что её чары и умения сильно отличались от талантов всех прочих детей Дану. Порой её цели тоже сильно отличались. Кроме того, приказывать ей он тоже не мог, не мог и запретить ей сопровождать сыновей Турена. С другой стороны, он подозревал, что сопровождать она намерена лишь Бриана, до всех прочих ей нет дела. Но Бриан никогда не выказывал ни интереса, ни расположения к Морриган. Сама Морриган прежде тоже ничего подобного не демонстрировала, поэтому её внезапное желание и удивляло.
Но кто волен задавать вопросы и требовать ответов у богини войны?
Примечания
_______________________* Луг ― бог Солнца, сын Киана и внук Диан Кехта по отцу и внук Балора по матери. Правитель детей Дану, сменивший Нуаду Серебряная Рука.
* Нуада ― "туман", правитель детей Дану. Лишился руки в бою, после чего получил металлический протез конечности. Вынужден был уступить трон Бресу, поскольку калека не может быть королём. Сын Диан Кехта вернул ему настоящую руку, приживил, это случилось как раз тогда, когда Бресу отказали от трона. Правил Нуада вновь недолго, уступив затем трон Лугу.
* Морриган ― "великая королева", одна из богинь войны, была наиболее почитаема. Эта верховная седовласая богиня войны, напоминающая свирепую Геру, по всей вероятности, символизировала луну, которая, согласно представлениям древних народов, возникла раньше солнца. Великая королева всегда, среди богов или простых смертных, появлялась либо в своём подлинном облике, либо в излюбленных личинах ― в образе чёрной вороны или седого ворона.
@темы: Шу, творчество, Фланнан
-
-
18.02.2014 в 20:01Спасибо
-
-
18.02.2014 в 20:56― Хвост туда, хвост сюда... Подумаешь. Сто хвостов звучит солиднее, чем девяносто девять Вот тут я слегла
Чует мое сердечко, приключения троице сынов Турена светят те еще. Спасибо, это шикарно
-
-
19.02.2014 в 12:16Решила освежить в памяти мифы и легенды гэльские, раз такой случай... Это я зря...
-
-
19.02.2014 в 17:13-
-
20.02.2014 в 19:40-
-
20.02.2014 в 20:13Туатха Де Данаан (дети Дану)
читать дальше
Дети Домну (фоморы)
читать дальше
-
-
20.02.2014 в 20:16-
-
20.02.2014 в 20:20-
-
20.02.2014 в 21:42-
-
25.02.2014 в 14:25-
-
14.05.2014 в 09:29Два вопроса:
Разве Морриган - седая? Просто везде где встречал была брюнеткой
Второй - в чем глубокий смысл "трёх кличей на холме"? У всех остальных смысл наблюдается, то тут не могу осознать. Разве что пожелание самоубицца.
-
-
15.05.2014 в 18:00-
-
15.05.2014 в 23:16Это легенда про холм, на котором запрещено кричать. Холм охраняют воины, поэтому если там крикнуть, то придется со всеми драться
Как минимум при наличии коня с форсажем - не обязательно.
И я просто не могу понять смысла. Все остальные - вполне вписываются в ряд "достанут - круто, не достанут - так помрут бггг". А три крика какую пользу должны принести?
-
-
15.05.2014 в 23:41-
-
15.05.2014 в 23:47Разве Морриган - седая? Просто везде где встречал была брюнеткой
Как и где, не знаю, но в мифах и подлинниках Морриган "седовласая", поэтому и ее личный символ - серая ворона/серый ворон, т. е. седая птица, поскольку богиня впитала в себя весь ужас войн, юное лицо и седые волосы - облик войны по представлениям кельтов)